Когда я вгляделся в твои черты
Шрифт:
– Милый мой, что с тобой?
– натянутым, как струна, голосом переспросила она и опустилась перед ним на колени.
Эрен бессвязно бормотал, зарываясь лицом в её волосы, беспомощно мял ткань платья на спине матери и не мог остановить охвативших его рыданий. В глазах темнело и плыло, к глотке снова подступила тошнота.
— Гриша, скорее сюда! Эрену плохо!
Он едва сумел разобрать сказанное и отключился.
В полуобморочном бреду Эрен слышал обрывки телефонного разговора отца с коллегой из клиники, затем ободряющие бормотания над ухом, чувствовал, как ему ставили
Обманчивое спасение. Короткое, словно зимний день.
Он снова услышал дрожь земли, гул тяжёлых шагов, отчаянные стоны и бесполезные молитвы. Песнь стальных клинков рассекала горячий воздух, смешивалась с голосами дорогих друзей.
«Не могу смотреть на них. Пусть всё скорее закончится».
Бесконечная ярость. Бесконечная печаль. Непроглядная бездна. Лишь мгновение света — и родные глаза, полные решимости и боли. Он давно её ждал.
Треск разрубленной плоти. Снова мрак. Ничто. И гаснущее тепло её мягких трепетных губ.
Его настоящий первый поцелуй. Поцелуй любви и смерти. Лишённый пыла, лишённый экстаза — агония, прощание. Признание на пепелище растоптанного мира. Подлинная красота и подлинное уродство.
Холод и пустота.
Во тьме забелела рука. Её рука. Эрен отрывисто всхлипнул заложенным носом и повернул голову вбок: рядом с постелью сидела Микаса, прикладывала к его лбу мокрое полотенце.
— Ты всё ещё здесь? — чуть слышно вымолвил Эрен.
— Да, я здесь.
— Не может этого быть… Ты не можешь быть в пустоте.
— Твоя мама очень волнуется. Я еле отправила её спать.
«Ты средоточие всего самого прекрасного в моей никчёмной жизни. Проклятье! Я тебе тогда такого наплёл… Я назвал тебя… И сказал, что ненавижу! Вынудил тебя пожертвовать самым дорогим, разорвать себе сердце в клочья… Я убогое ничтожество. Я заслужил твою нелюбовь, заслужил быть преданным и брошенным к чертям».
— Это всё я. Я сделал это с тобой, — заплетающимся языком бредил Эрен и перехватил руку Микасы, прижал к воспалённой от слёз щеке. — Прости меня! Я так тебя обидел… Я уничтожил тебя. Прости, прости, прости!
— Что ты такое говоришь? — В её голосе дрогнули недоумение и стыд. — Ты ни в чём не виноват передо мной.
— Это из-за меня ты страдаешь в этой жизни. Я всё испортил, сломал тебя, растоптал! Мне не искупить своих грехов. А ты больше никогда не пожелаешь разделить их бремя со мной…
Комментарий к 12. Поступь памяти
Где-то под конец написания этой части мои нервы сказали «до свидули», а из успокоительного была только бутылка минералки ? Хотя в каком-то смысле это был даже завораживающий опыт, ахах. Всех ментально обнимаю за крутую отдачу к прошлой главе, которая была единственным топливом для моих сил писать проду в условиях дикой нехватки времени))
Пост к главе: https://vk.com/wall-24123540_4061
Группа автора: https://vk.com/public24123540
========== 13. В промозглых объятиях осени ==========
Взмах крыла. Встречный ветер. Солнце и простор небес. Куда он направляется?
Разве теперь это важно? У него всё равно не так уж много излюбленных мест.
Крылья неустанно работали, разрезая тёплый воздух. Наконец-то
Заметил внизу знакомый силуэт. Она неизменно там же - у дерева на холме. Спикировал вниз, приостановился и запарил на безопасном расстоянии: не собирался её тревожить.
– Скоро все придут тебя навестить.
– Она прикоснулась к могильному камню с высеченной на нём подлинной нежностью.
– Ты счастлив?
Он счастлив?
– Я… Хочу снова увидеть тебя…
Склонила усталую голову. Придавленная тяжестью одиночества, истерзанная тоской и чувством вины. По бледным щекам скатились прозрачные слёзы. Шурх - красная потрёпанная полоска соскользнула с плеча.
«Не порядок!» - сердобольно подумал он и нарушил принесённую минуту назад клятву. Плавно и шустро спустился, подобрал непослушный конец шарфа и обернул хорошенько вокруг её шеи. Вот теперь славно. Теперь хорошо…
Эрен тихо простонал и резко поднял голову с подушки. Уткнулся носом в шею Микасы и обеспокоенно заёрзал им по обнажённой коже, не находя того, что искал.
– Шарф… ты простудишься…
– Ложись-ка обратно.
И, обхватив его за плечи, бережно опустила обратно на подушку.
Прохладное прикосновение тыльной стороной ладони к горящему лбу. Недостаточно. Припала губами: долго, упоённо. Отстранилась. Прошла сквозь темноту и села на подоконник, устало склонила голову - совсем как в его сне.
Она не должна была ему достаться. С чего он решил, что имеет право на Микасу хоть в какой-нибудь из жизней? Их близость - ошибка в естественном порядке вещей. Теперь всё снова встало на своё место. Он отказался от неё на пороге конца мира и не заслуживает на пике его расцвета. Он ничего не заслуживает, раз уж на то пошло…
Эрен ощущал гнетущую тяжесть во всём теле. Но если сделать усилие - перевернуться, уткнуться лицом в подушку и перестать дышать, тогда он сможет наказать себя. Пусть этого ничтожно мало перед загубленными душами минувшего, но ему больше нечем им отплатить. Хорошо, если Микаса не будет долго горевать: поплачет немного, а после окончит школу, выйдет замуж за клятого Дементьева и обретёт столь желанный богатый комфорт. Родители и Армин будут убиваться. Жаль, он не может им объяснить, что по такому чудовищу не стоит лить слёзы. И вспоминать не стоит. Предать забвению и навсегда вычеркнуть из чьей бы то ни было памяти. Нужно лишь сделать усилие - и всё кончится…
Микаса опустилась на колени подле кровати - смиренная, покорная. Смочила в глубокой тарелке полотенце и приложила ему ко лбу.
Проклятая! Сидела бы дальше и таращилась в идиотское окно!
Теперь уж не шевельнуться - не позволит. Бдительный ночной страж. Его щит от себя самого… Как в те далёкие дни.
Микаса ушла с первыми лучами солнца. Эрен крепко спал и не увидел, как вновь остался один.
В клещах темноты он казался таким уязвимым. Карла словно перенеслась на шестнадцать лет назад и взирала испуганными глазами на новорождённого сына, спящего в кроватке. Странная смесь невиданного счастья и поглощающего страха: сможет ли она защитить этого крохотного человечка от уродливого, неприветливого мира?