Когда завидуют мертвым
Шрифт:
— Ну-ка угомонитесь все, — нахмурился Варяг. — Коля, тебе, по-моему, хватит.
— Что? Да я только начал. А ну, Ахиллес, налей мне еще.
— Ну ладно, — захихикал Крест, наливая ему самогон.
— Васнецов! — Яхонтов повысил голос. — Ты забыл, что в общине до тридцати лет алкоголь употреблять запрещено, если радиации не подвергся?!
— Мы не в Надеждинске, Варяг, — огрызнулся Николай. — И быть может, уже никогда туда не вернемся. Тем более я в зоне поражения был. И в метро. Мне положено.
Он выпил налитое залпом и зажмурился. Затем открыл глаза и почувствовал,
Он усмехнулся, чувствуя, что ему, быть может, впервые по-настоящему хорошо. Жизнь прекрасна… Мир… Ну какой бы он ни был… Все так здорово… Все равно все здорово…
— Не очкуй, Яхонтов, все ништяк, — сказал вдруг он.
— А ну следи за базаром, юноша. — Варяг зло посмотрел на Николая. Затем взглянул на Людоеда. — Он же готов уже. И зачем надо было это делать?
— Делать что? Я что, насильно в него заливал? Сам захотел. Да чего ты переживаешь? Пусть расслабится малец.
— Я вам не малец! — крикнул Васнецов. — Ишь… Нашли маленького…
— Успокойся, салага, годковщину на флоте никто еще не отменял, — засмеялся Крест.
— Да иди ты… Наливай еще.
— Да, давай, — поддержал брата Вячеслав.
— Куда гоните, бесы? — Яхонтов посмотрел на них осуждающе.
Николай махнул рукой и поднял кружку.
— Мы все умрем, вопрос лишь в том, как встретим эту смерть. Упавши на колени иль гордо ей в глаза смотреть. — Васнецов вздохнул и с силой потер лицо свободной ладонью. — Мир его праху. Будем.
Он снова выпил и, прислонившись спиной к стенке, прикрыл глаза. Дурман окончательно окутал его сознание.
Он чувствовал гамму странных ощущений, тягучих как смола. Какая-то странная радость, овладевшая им минуту назад, растворилась. Все звуки стали слышаться откуда-то издалека. Даже сложно было понять, что говорит сидящий рядом Варяг. Мысли погрузились в эту тягучую смолу и лениво там плавали. Иные затягивало в бездну. А иные вытягивали оттуда горькое воспоминание похорон умерших от черного дождя людей. Образ отца. Высокого. Сильного. Но очень грустного и задумчивого. Профессор Третьяков. Старый тщедушный человек, который так надеялся на успех их миссии. Погибающий Гусляков. Раненый Эмиль в лазарете. Славик… Что там Славик… Ах да… Вот он обнимает грязный сверток перед отбытием из Надеждинска. А в свертке перемешанные с бетонной пылью и куклой останки Алены… Черная тень, выпрыгнувшая из сгоревшего вагона. Морлоки. Жуткие и грязные… Их жертва… Глаза Нордики… Ее ручной люпус… Пчелка… Андрей… Какой во всем этом смысл? Какой, к черту, смысл во всем этом? Какой урод стрелял в него возле Дома Советов? Николай запустил руку под одежду и нащупал висящую на груди пулю, которую из него извлекли. Почему не в сердце? Почему не в голову? Как погано…
— Черт… Выпустите меня наружу… — прошипел Васнецов, сжав зубы.
— Блеванет сейчас, — покачал головой Людоед и стал открывать шлюз.
Николай зажал ладонью рот и быстро нырнул в люк. Судорожно нащупал рычаг и стал открывать внешнюю дверь. Ледяной холод ударил в лицо и мгновенно пронзил его миллионом игл. Васнецов вывалился из лунохода, и жуткий спазм, словно разрывающий его спину, выплеснул из него содержимое желудка.
Позади
— И этому тоже хреново, — послышался знакомый голос Людоеда.
— Норамально-о-о… блин… — Это был голос, похожий на Вячеслава. Кажется, он был пьян.
— Погляди за этими дураками. Я вокруг осмотрюсь, — сказал Варяг.
Все в порядке. За спиной свои.
— Эх, блаженный. — Крест оттащил Николая в сторону, поскольку на старом месте все было забрызгано рвотной массой. — Пить ни хрена не умеешь. Экую мозаику ты тут выложил. Прямо картина Пикассо. — Он засмеялся.
— Иди к черту, — нашел в себе силы сказать Васнецов, и его снова свела судорога и рвотный спазм.
— Ну, ты пока порыгай. А я отолью. Я же говорил, что это настоящий ядерный реагент. Вот если им помочиться, то прожжет землю до ее ядра. — Он снова засмеялся и отошел в сторону.
— Землю… Землю… говоришь… прожжет… ах ты скотина…
Николай перевернулся на спину и распластался на снегу. Он взглянул на черное небо. Потом на луноход. Все плыло перед глазами, но ему показалось, что из двух цилиндров на корпусе сейчас торчат антенны, которых раньше он не видел. Да какая, собственно, разница… Он прикрыл глаза.
— Рана… — прошептал Николай. — Рана, почему ты меня покинула… Рана… Я люблю тебя… Где же ты… Почему больше не приходишь? Почему? Ты тоже любишь сволочей… А я не сволочь… Хоть и убил тебя…
Он услышал шипение. Очень знакомое громовое и шипящее дыхание. А еще звон в ушах, сквозь который доносился скрип качелей. Николай снова открыл глаза и оторопел. Возле лунохода стоял Людоед и о чем-то разговаривал с Нордикой, сидящей верхом на люпусе. Рядом находился Варяг, который беседовал с… с великаном из метро. Яхонтов что-то говорил, а этот монстр только кивал заключенной в дыхательную маску и капюшон головой и шипел, бряцая своим пулеметом. В стороне живой Андрей Макаров обнимал свою живую дочку Ульяну, а та улыбалась и плакала. А возле открытого шлюза ворковали Вячеслав и Рана…
— Как это… — пробормотал Васнецов. — Как это? Вы разыграли меня все? Вы все сговорились? Суки-твари-мрази-падлы!!! Ненавижу!!! — заорал он.
Рана обернулась и бросила на него презрительный взгляд. Затем вернулась к общению со Сквернословом.
— Убью, гнида! — Он вскочил и кинулся на Вячеслава, но тут же упал.
— Коля, ты что творишь?! — Людоед схватил его и стал растирать по лицу Николая снег. — А ну, угомонись.
— Вы все меня как лоха развели, скоты! Я вас всех ненавижу! Убью!
— Убьешь, только завтра. А сейчас угомонись и в себя приди!
— Да пошел ты! Пошел ты!
Он даже не обращал внимания на то, что все эти призраки в виде Раны, Пчелки, Андрея, Нордики и оборотня исчезли. И Сквернослов скрылся уже в луноходе. Николай был одержим, а все остальное было не важно.
— Что за хрень с ним такая! — воскликнул подбежавший Варяг.
— А что, непонятно? Парня посетила синяя белка. Пить ему нельзя совершенно.
— А я что говорил?!