Когда завтра настанет вновь
Шрифт:
— Я… действительно завтра умру?
— Нет. Если вместо тебя вернусь я, нет.
— И тогда я… ты… встретишься с ним? С тем, к кому так хочешь вернуться?
Я киваю, и она долго смотрит на меня, не моргая.
— Ты позаботишься об Эше? — спрашивает она потом. — И о маме?
Я медлю, прежде чем ответить:
— Да. Я ведь люблю их не меньше тебя.
А, пожалуй, даже больше. Ведь другой мне не приходилось их терять.
И, в конце концов, действительно позабочусь о них, пока смогу.
— Тогда… — она опускает голову, — будь счастлива. За нас обеих.
Одно из моих
Особенно если речь идёт всего-навсего о том, что нужно пожертвовать собой.
— Буду, — говорю я. — Обещаю.
И иду вперёд.
Странно, но последние шаги даются легко-легко, точно я бегу под гору. Может, потому что другая Лайза просто стоит и смотрит, как я ухожу? Свет обнимает меня белыми крыльями, принимает в себя, и всё тонет в нём, растворяется, обращается частичками сияния, заволакивающего весь мир; потом ослепляющая белизна дрожит, уменьшается, словно всеобъемлющее море в один миг стало узким ручьём, — и обращается тонким солнечным лучом, бьющим в глаза из-за щели между занавесками.
Я лежу на кровати, и в воздухе носится восхитительный запах оладий, а под дверь просачиваются тихие отголоски маминого пения.
— …он на руках тебя будет качать, тихо баюкая звёздным прибоем, — её голос звенел приглушённым колокольчиком — в такт моей поющей душе, — и, улыбаясь, о чём-то молчать…
Я дома. Я — та Лайза, что помнит Коула, что помнит всё.
И я — живая.
Когда я ворвалась на кухню, мама как раз аккуратно перекладывала оладьи со сковороды на тарелку.
— А, ты уже проснулась! — она приветливо махнула мне деревянной лопаткой: улыбающаяся, уютная, в пушистых домашних тапочках цвета ядовитой незабудки. — А я думала, что придётся тебя будить, а то вечно вы с Гвен в кино…
В следующий миг я уже висела у неё на шее, едва не сбив с ног.
Мама. Здоровая. Счастливая.
Боги, как же здорово снова видеть её такой!..
— Лайз? — мама удивлённо положила свободную руку на мою макушку. — Ты чего?
— Вечно насмотрится на ночь чего-то не того, — заметил за спиной до боли знакомый голос, приправив реплику холодной иронией, — а потом вскакивает раньше обычного и на людей кидается…
Я обернулась, освободив мамину шею от цепкой хватки своих рук — и, зацепив Эша за ворот рубашки, молча притянула брата к себе. Обняла крепко-крепко, зарывшись носом в золотые кудряшки, сквозь тонкую ткань нашей одежды чувствуя, как растерянно бьётся его сердце.
— Тебе точно пора завязывать с сериалами, — сдавленно проговорил брат, пытаясь дышать.
— Да. — Нехотя выпустив его из объятий, я рукавом промокнула слёзы, навернувшиеся на глаза. — Давно пора.
Странно: я не могла плакать, расставаясь с Коулом, но реву сейчас. Может, потому что от горя я уже наплакалась, а от счастья — нет?
— Лайз, что случилось? — мама встревоженно взяла меня за руку. — Ты сама не своя!
— Просто дурной сон. — Я улыбнулась дрожащими губами. — Давайте завтракать. Умираю с голоду!
А потом был такой родной стол на веранде, и залитый солнцем сад, и оладьи с кленовым сиропом, которые ещё никогда не казались мне такими вкусными; и всё это перечёркивало память о взрывающемся доме, о набережной в Фарге и о многом другом. Ведь того, что я помнила, больше не было, да и быть не могло.
Был только дом, полный света и вкусных запахов, и мама с братом — живые.
— Помедленнее, а то подавишься, — строго заметила мама, разливая чай.
— Просто есть хочется. — Я заглотила очередную оладушку. — А добавка будет?
— Кто ты и что сделала с моей сестрой? — Эш не улыбался, но я знала, что он шутит. — Ты в жизни столько не ела.
Знал бы он, сколь мало шутки в этой шутке.
— Ты меня раскусил. — Я сделала щедрый глоток из кружки с чаем. — Я злобный фомор, который пришёл по твою душу.
Никаких признаков того проклятия, что убивало маму, я не заметила. Даже несмотря на то, что я прекрасно всё помнила. Может, это потому, что никто не рассказывал мне о проблемах со временем, а я просто узнала об этом — сама? Или потому, что я вернулась из будущего, которого больше нет? Призрак из безвременья, обретший плоть, тело с душой многократно мёртвой девочки, которой уже мало что могло навредить: такая же парадоксальная аномалия, как и страж времени…
— Какой прожорливый маленький фомор. — Мама шутливо потрепала меня по волосам. — Если хочешь, могу ещё приготовить.
— Да нет, я на самом деле наелась. Просто жадничаю.
— Вот как? Ну хорошо, а то пока будешь ждать следующую порцию, наверняка уже Гвен придёт. У вас же сеанс в одиннадцать, скоро нужно выходить. — Мама кинула быстрый взгляд на садовую калитку, словно ожидая увидеть там Гвен прямо сейчас. — Когда вернётесь, поможешь мне с клубникой? А то завтра у тебя занятия, некогда будет…
Не ответив, я откинулась на спинку стула.
Иллюзия обычного завтрака в кругу семьи была хороша. До боли хороша. И я отдала бы всё, чтобы сейчас просто пойти в кино с Гвен, а потом прополоть с мамой клубнику, а вечером сыграть с Эшем в карты или посмотреть какой-нибудь фильм, — чтобы провести этот солнечный день, мой последний день с ними… но у меня оставалось одно незавершённое дело.
Дело, которое я должна сделать до того, как уйти.
К тому же… я предпочла бы покинуть Харлер раньше назначенного мне срока. Если мне суждено умереть завтра, кто знает, в какой именно час время подстроит мне очередной несчастный случай — учитывая, что скоро я уеду из Мойлейца, сорвав плановое попадание под мобиль. Так что лучше рассчитывать на сегодняшний вечер. Надеюсь только, что уж от моего преждевременного ухода океан времени не пострадает…
А, значит, всё, что я хочу им сказать — всё, что я должна сказать перед тем, как уйти, — придётся сказать прямо сейчас.
— Я… мне нужно кое-что сказать. Вам. — Я взяла салфетку и, не глядя на маму, принялась аккуратно вытирать пальцы. — Кое-что случилось, и теперь мне… мне придётся уехать. Сегодня. Одной.
— Уехать? — я услышала, как мама нахмурилась. — И куда же ты собралась?
Я подняла взгляд.
— На Эмайн Аблах.
Зрачки её опасно сузились.
Я знала, что этот разговор не будет лёгким. Но я должна сделать всё правильно. Должна поговорить с ними, а не просто убежать и исчезнуть, хотя так было бы намного проще.