Когда завтра настанет вновь
Шрифт:
Я почти не слушала.
Всё, что мы предполагали — всё оказалось пустышкой. Ликорис не имеет ко мне никакого отношения. Несчастный случай после появления Кромешника оказался просто несчастным случаем. Розыгрышем. И в этом свете все остальные несчастные случаи с полукровками сразу оказывались действительно случаями. Никакого коварного плана по истреблению потомков высших фейри.
Может, и жертва Ликориса действительно просто начиталась страшилок на ночь?
— Путь, уготовленный тебе Великой Госпожой, неисповедим. С него невозможно сойти. Я не знаю, девочка, как ты избежала гибели, и не знаю, что это за тварь, которая тебя преследует, но одно могу сказать —
***
— Ну что там? — с тщательно скрываемым нетерпением поинтересовался Эш, когда я открыла дверцу мобиля.
Я села назад, рядом с притихшим Питером. Молча.
Я не знала, что сказать.
— Это был не Кромешник. Вообще не порождение Дикой Охоты, — без намёка на эмоции произнесла Роксэйн, заняв переднее сидение. — Её подруга… она её разыграла. Переоделась в Кромешника.
Глаза Эша расширились:
— То есть… это не убийство?
— Нет.
— И тварь не имеет к этому никакого отношения?
— Нет.
— И никакого контрактора, истребляющего полукровок?
— Нет.
— А как же остальные несчастные случаи?
— Видимо, просто несчастные случаи. — Баньши уставилась в окно, за которым сновали жизнерадостные прохожие. — Просто пять погибших полукровок за два года.
— До этого три года никто не умирал.
— Закон распределения вероятности, — негромко сказал Питер. — Когда кидаешь кость, тебе долго может выпадать всякая мелочь, зато потом попадётся несколько шестёрок подряд. Это жизнь, в ней возможно всё. — Я едва не вздрогнула, когда он взял меня за руку. — Мы выясним, что это тварь, Лайз. Мы что-нибудь придумаем. Обязательно.
Я смотрела на улицу, где сияли весёлым разноцветьем огни фонарей, витрин и окон. Огни жизни.
— Я уже придумала, — тихо ответила я. — У меня был… запасной план.
Все уставились на меня, ожидая пояснений.
— Эта тварь — определённо порождение Дикой Охоты, — как можно рассудительнее произнесла я. — А порождениям Дикой Охоты никак не выбраться в наш мир без контракта с жителем Харлера. — Тёплая ладонь Питера, сжимавшая мои пальцы, успокаивала, растворяла норовившую вонзиться в сердце ледяную иглу растерянного страха. — Раз мы не смогли найти контрактора сами, значит, нужно встретиться с тем, кто его знает. И сможет назвать нам его имя.
— С кем же? — скептично осведомился Эш. — И с чего бы ему это знать?
— Потому что он знает очень многое. И повелевает всеми тварями в Дикой Охоте. Той, что охотится за нами, в том числе. — Я прикрыла глаза. — Он — тёмный бог Донн, Повелитель Кошмаров. И завтра ночью я попробую его призвать.
— VI —
— КОГДА-ТО ~
Шелест буковых листьев напоминает шушуканье встревоженной толпы. День в самом разгаре, но озеро серое, как и небо, отражённое в нём, и ветер заставляет воду бить песок на берегу частыми мелкими волнами.
Двое проходят по берегу озера и углубляются в лес. Под буковыми кронами властвуют тень и прохлада; в густой траве не видно и намёка на тропу, но, видимо, фейри точно знает, куда ведёт свою спутницу. Оба молчат — просто идут, неторопливо, держась за руки.
Они проходят совсем немного, прежде чем видят холм.
Холм не слишком высок, где-то в полтора человеческих роста. Он окружён кольцом из буков и порос вереском, и посреди ровной лесной земли смотрится немного… странно. Коул и его спутница застывают рядом, и фейри пропевает короткую фразу на неведомом языке — чисто, ясно, совсем негромко, — но почему-то кажется, что его голос отзывается во внезапно затихающем ветре и в расступающихся облаках.
Когда Коул замолкает, робкие солнечные лучи, пробившись сквозь тучи и буковую листву, падают на холм. Высвечивая из сумрака вереск, лучи едва заметно преломляются над ним — и, если присмотреться, можно увидеть, что в воздухе над холмом будто соединяются два огромных, кристально прозрачных стеклянных полотна.
— Это она и есть? — спрашивает девушка, до того молча наблюдавшая за действиями фейри. — Прореха?
Коул поворачивается к ней.
— Да. Если сделать шаг за эту грань, попадёшь на Эмайн Аблах.
— А я-то думала, развернется земля, и в холме откроется провал. — Девушка улыбается, но глаза её явственно выдают, что улыбка даётся ей через силу. — Вот и всё? Пора?
Фейри берёт её руки в свои:
— Вэрани, быть может…
Осекается, когда она высвобождает руки — мягко, но непреклонно
— Помнишь, что я пела, когда мы впервые встретились? — прежде чем глотнуть воздуха для песни, она легонько касается ладонью его щеки. — «Нет, не зови, не зови за собой»…
— «…и, уходя по дороге зазвёздной, стань моей самой далёкой мечтой, самой короткой и сладостной грёзой».
Фейри подхватывает певучие строчки с тихой обречённостью.
— Да. Именно. — В сизой глубине её глаз плещется печаль. — Останься моей грёзой, Коул. Так будет лучше для нас обоих.
— Всего лишь грёзой? Но разве реальность, похожая на сказку, не лучше всего лишь грёзы о ней?
— Жизнь — не сказка, Коул. И никогда ей не будет. Не для меня. Не для смертных.
Он перехватывает её руку, удерживая её у своего лица.
— Почему вы так в этом уверены?
— Я просто… знаю. В нашем мире давно нет ни спящих принцесс, ни прекрасных принцев, а самые красивые сказки о любви никогда не получают счастливых концов. Те, кто верят в иное, лишь лгут себе. И в итоге кончают жизнь несчастными, одинокими, среди осколков своих разбившихся надежд. — Она не делает попыток выкрутить руку, но фейри сам отпускает её, глядя на неё тяжело и сумрачно. — Я не верю тебе, Коул. Ты не лгал мне, потому что сейчас ты сам веришь в то, что говоришь — но рано или поздно ты поймёшь, что ошибался. Так всегда бывает с теми, кто юн и влюбляется с первого взгляда. Ты полюбил не меня, а образ, который сам себе придумал. Однажды он спадёт, как морок, и ты увидишь моё истинное лицо, и оно тебе не понравится. И твоя любовь исчезнет, как дым, а мне… а мне останется только умереть. Познав любовь фейри с Эмайна, ты уже не сможешь смотреть на смертных. Познав жизнь на Эмайне, ты уже не сможешь вернуться к той жизни, которую вёл здесь. — Она отступает на шаг. — Уходи, Коул. Уходи, пока я могу спокойно тебя отпустить. И не зови за собой. Не надо.
Он смотрит на неё. Его лицо спокойно, и лишь уголки губ едва заметно кривятся: словно от мучительной боли, которую еле удаётся сдержать.
— Прощайте, Вэрани, — говорит он наконец.
В её улыбке стынет странная смесь горечи и облегчения.
— Прощай, Коул.
Они отворачиваются друг от друга — и, не оглядываясь, девушка стремительно идёт прочь от холма, залитого солнечным светом. Туда, где осталось серое озеро, волнующееся под прохладным ветром, первым предвестником скорой осени.