Когда завтра настанет вновь
Шрифт:
— Питер…
Вцепившись в мои плечи, он медленно осел на колени. Намокшая футболка, тут и там изрезанная тонкими косыми линиями, липла к его телу, отражая свет багряными бликами.
— Питер, что с тобой?!
— Роксэйн. Моя бритва, — выдохнул он. — Эш… помоги ему.
— Но…
— Лайз, — он оттолкнул меня, — быстрее!
Ещё миг я смотрела, как он складывается пополам, баюкая рану на боку — страшно подумать, что скрывается под его ладонями. Потом, резко отвернувшись, на дрожащих ногах побежала туда, где Эш должен был
Я вижу мобиль издали. Задние фонари сияют оранжевыми огнями, фары испускают в ночь длинные белые лучи, рассеивающиеся в темноте, дорога размечена кровью Питера. Сначала мне кажется, что поблизости никого нет, но когда подхожу ближе, тварь материализуется прямо передо мной. Глядя на меня чёрными глазами — с лица Роксэйн, непривычно спокойного, непривычно бесстрастного, — зеленоватыми пальцами сжимая бритву Питера… прижимая её к горлу Эша.
Нет, только не это. Только не Рок. Только не Эш.
Пусть даже я давно думала о том, что это когда-нибудь случится.
— Отпусти его! — я лихорадочно вскидываю руку с печатью. — Пусти, слышишь?!
Эш явно без сознания: губа разбита, лицо бледнее мела. Тварь в теле Роксэйн держит его за золотые кудри, задирая голову, обнажая тонкое горло. А я не могу рисковать, не могу атаковать её, когда лезвие бритвы так близко к коже брата — одно неверное движение руки, ещё полчаса назад принадлежавшей Рок, и…
— Что тебе нужно? — отчаяние захлёстывает меня тягучими чёрными волнами. — Чего ты хочешь от меня?
— Чтобы ты наконец-то перестала валять дурака, — знакомый голос из-за спины режет насмешкой, как пощёчиной. — И отправилась туда, куда я безуспешно стараюсь затащить тебя вот уже больше недели.
Я медленно оборачиваюсь.
Фейри стоит там, на дороге, улыбаясь, и привычную безэмоциональную маску на его лице наконец сменило выражение… веселья?
— Вот уж не думал, что ты рискнёшь вызвать бога, чтобы докопаться до правды. — Он проводит рукой по лицу, точно снимая паутину, и серебро прямых волос сменяет золото коротких кудрей, а сирень радужек обращается синевой. — Но раз уж решила…
Златокудрые шутники тилвит теги, Весёлый Народ…
— Ты… хочешь меня убить? — я едва могу двигать губами.
— Зачем же так вульгарно? Принести в жертву во имя блага главы семейства, — веселье в его улыбке и голосе отдаёт лёгким безумием. — Я так радовался, что мать вырастила тебя послушным ребёнком. Идеальная дочь: сорвалась с места по первому мамочкиному слову, отправилась в Фарге без лишних вопросов… а потом появилась эта треклятая баньши и заронила в твою головку ненужные своевольные мысли. — Он рассеянно смотрит на Рок, сверлящую меня взглядом пустых чёрных глаз. — Что ж, видимо, мне пришлось бы раскрыть свой секрет, даже если бы ты не решилась на вызов Донна. Ты уже неделю делаешь всё, что угодно, только бы не ехать в этот треклятый Фарге, а времени у меня всё меньше и меньше.
Я оглядываюсь на Эша, висящего в руках твари тряпичной куклой.
— Слушай, если тебе нужна моя жизнь, бери её. Только… отпусти их. Отпусти Эша и Питера.
— Не так быстро, милая дочурка. — Фейри неслышно подходит ближе, и я вздрагиваю от того, насколько он похож на Эша. — К сожалению, мой безликий пёсик не может сам доставить тебя в Фарге. И я не могу. Мне нужен гарант, что теперь ты безотлагательно поедешь туда, куда должно. Твой любимый братишка подойдёт на эту роль как нельзя лучше.
— Это твой сын! — я срываюсь на крик, не понимая, чего в нём больше: боли, ярости или страха. — Это твой сын, мразь!
— А ты — моя дочь. Без меня вас обоих не было бы на свете, и мне решать, оставаться вам на этом свете или нет. Так же, как я решил судьбу вашей матушки. — Он наклоняется, так, чтобы наши лица оказались на одном уровне. По-прежнему улыбаясь. — Она ведь уже пару дней как мертва, знаешь? Хотя, признаюсь, убивать её было даже немного жаль. Память о былом, как-никак…
Я смотрю на него. Представляя, как его улыбка сменяется гримасой боли, а лицо под золотыми кудрями превращается в окровавленную маску.
Мой указательный палец упирается в его подбородок почти помимо воли.
Вспыхнувшая на руке печать и заклятие обездвиживания действуют на фейри не хуже, чем профессиональный удар кулаком в челюсть: заставив взмыть в воздух и рухнуть на землю футах в десяти от меня. Не дожидаясь, пока он встанет, я резко разворачиваюсь и, прищурив один глаз, целюсь выпрямленным пальцем в руку твари, всё ещё прижимающую бритву к горлу Эша.
Моя ладонь не дрожит. Не имеет права дрожать.
— Дархадас, род гниоха!
Чёрные сгустки энергии срываются с кончика ногтя, попадая твари точно в ладонь. Заставляя бритву выпасть из её оцепеневших пальцев.
Опоздав всего на пару секунд.
Тварь падает наземь, почти мне под ноги, и чернота уходит из её глаз. Они белеют, радужки раскрашиваются яркой лазурью, и неподвижный взгляд Рок устремлён в тёмное небо. Чуть поодаль Эш оседает на землю. Лицом вниз, пока я стою и смотрю на лужу крови, растекающуюся под его горлом.
Брат даже не хрипит. А я боюсь броситься к нему. Боюсь приблизиться, боюсь перевернуть его и взглянуть на рану, которая стала для него смертельной.
Я не сразу понимаю, что стон, который я слышу, сорвался с моих губ.
Нет. Нет. Я не спасла брата. Не спасла мать. Не спасла Питера и Рок, никого не спасла.
Никого, никого, никого…
— А если бы ты просто поехала в Фарге, всё было бы куда проще. Без лишних жертв, — голос фейри за моим плечом звучит почти сочувственно. — И без этого — тоже.
…и тут внезапная догадка заставляет меня вскинуть голову.
Я в последний раз смотрю на безжизненные тела Эша и Рок.
Закрываю глаза.