Когната
Шрифт:
— Костя, дорогой, это вот твое «десять-одиннадцать», оно ведь было всего четыре-пять лет назад, ну не мог ты все это так забыть за столь короткое время. А между тем в твоем личном деле детдомовском указано, что ты ничего не помнишь про обстоятельства появления в прифронтовой полосе. Что это у тебя за провалы в памяти такие интересные? Мм? С чего это вдруг драконы решили тебя вернуть к нам? Зачем ты террористам взамен барона? Понимаешь, как это звучит неправдоподобно?
Волнуясь и потому путаясь, Константин рассказал, как ударил стилетом Волитару, и по этой причине решено было, что оруженосца из него не получится.
— Так стало еще
Офицер раздраженно подергал ящик стола, который не открылся сразу, достал оттуда две пачки писем, перемотанных бечевкой, и положил их перед носом Кости.
Первое, что увидел Костя, — очень яркие, крупные разноцветные марки, номен Волитары и ее брата в полях обратного адреса, там же иероглиф, обозначающий «порхающая». «Вот же идиотка!» — подумал Костя. Он надеялся, что ее обещание насчет писем, — это мимолетная причуда находившейся в бреду раненой девицы под обезболивающим и другими лекарствами. Кто же знал, что она правда начнет слать ему весточки с той стороны Зеркала.
— Я понятия не имею, как это объяснять, — сник Костя. — Я ей писем не писал. Только так я могу оправдываться. Больше у меня объяснений нет. Я рассказал, как все было. У меня нет доказательств, что все так и было.
Офицер откинулся на спинку стула и убежденно заключил:
— Да бесполезно юлить и изворачиваться. Потому что так и не было. Тебя просто утащили. Потом или кандидат нашелся перспективнее, такие случаи известны. Или твои драконы в опалу попали и им стало не до импринтинга. Или просто надоел. Знаешь, когда собаку заводят, а потом выбрасывают.
«А зачем она тогда письма слала», — едва не спросил Костя, но сдержался, понимая, что так закопает себя еще глубже, ведь наверняка офицер тут же вцепится в них и примется раскручивать эту тему. Но тот обошелся и без Костиной помощи.
— С другой стороны, нет ничего тупее, чем завербовать кого-то, а потом ему письма слать. Ну, версия со шпионажем не бьется с таким поступком. Да и вербовать третьеклассника и забросить его в тыл? Это тоже довольно глупо, что уж говорить. Но вот что не глупо — так это как она тебя вообще нашла? Скажи-ка, голубь мой сизокрылый, как ты объяснишь, что она твой адрес знает? Мы весь адресный стол перерыли в поисках драконьего агента. Нескольких человек даже накрыли по другим делам. Директора твоего детдома хотели за жабры взять, но он после инсульта, из него ничего толком не вытянешь.
Он правильно понял Костин взгляд и выражение лица. У него вырвалось:
— Да ну. Не может быть. Ты ей свой адрес продиктовал? Сам? Зачем?
— Не знаю, — сказал Костя и вспомнил ее прощальный поцелуй в щеку. — Может быть, сейчас я поступил бы по-другому. В любом случае, отвечать ей я не собираюсь.
— Как это не собираешься? — весело смешался офицер. — Желательно, чтобы ты регулярно писал ей, Костя.
— Я не хочу, — ответил Костя. — Мне это неинтересно.
Офицер аж зафыркал как кот, настолько был возмущен.
— Ничего себе! Неинтересно ему! Мне тоже много что неинтересно! Я бы сейчас с удовольствием в кино сидел вместо этого кабинета, мороженое ел, в парке гулял.
Он навалился на стол и со спокойной уверенностью объяснил:
— Но есть такое слово «надо». Благодаря тебе у нас есть контакт с драконьей аристократкой. А она благодаря собственной крови да еще и браку пока не последнее место занимает в их чокнутой иерархии. Кроме того, ты находился на драконьей стороне, если не врешь, и можешь пересекать Зеркало.
— И что? — не понял Костя.
— То, что, если ты честный гражданин своей страны — выбора у тебя нет. Так бывает, — сказал офицер. — Но если ты амеба, то у тебя тысячи дорог — ползи куда заблагорассудится. Можешь сейчас дать подписку о неразглашении и катиться со спокойной душой. Но тогда товарищи среди драконов, возможно, останутся без своевременной помощи. Или произойдет очередная война, которую мы сумели бы предотвратить, если бы ты согласился поддерживать эту переписку и дальнейшие отношения с драконами. Никто не знает, как эти письма и это знакомство могут нам в будущем пригодиться. И ничего гарантировать тоже нельзя. Но вот так вот закрывать дверь… Это не преступление, нет. Никто тебя за это не привлечет. Но если такое произойдет, ты будешь думать: «А вдруг я мог это предотвратить просто тем, что писал бы письма».
— У нас сосед с драконом переписывался до войны, — вспомнил Костя. — Так вот, он недавно с лесоповала вернулся, потому что выяснилось, что он ни в чем не виноват. Как-то медленно иногда работают у вас эти, как их… конторские работники. Девять лет он там обитал.
— И такое бывает, — согласился офицер после паузы. — И кирпич на голову может упасть. Бывает, что виновные остаются безнаказанными, а невинные гибнут. Это жизнь. Это не прогулка, полная приятных впечатлений. Большей частью даже и наоборот. Никто ничего не гарантирует. Вот, например, тебе через несколько лет могут эти письма припомнить, и вряд ли тебе после вскрывшихся фактов позволят и дальше работать на оборонном заводе. Тем более, эта твоя… Волитара, она ведь не только тебя бомбардирует письмами, она и наше начальство обрабатывает через высокопоставленных драконов, чтобы тебя как-то продвигали для вашей дальнейшей работы. И такое случается: у дракона вспыхнула симпатия, дракон не такой сильный, выходит, тут у него слабость. Ну так нужно этим пользоваться для блага людей. Ты же человек.
— Пытаюсь быть человеком, раз уж им остался, — сказал Костя. — Что я должен делать?
Офицер похлопал по стопкам писем.
— Для начала прочитай все это. Тут в хронологическом порядке. Но нужно это делать здесь, под присмотром. Потом ответить своими словами, что все хорошо. Заодно ошибки в словах и запятые поправим. Она фотографию просит. Вышлешь, мы поможем. В лучшем виде сделаем.
Дома, как проинструктировал офицер, Костя сказал, что его вызывали в МГБ, чтобы предложить обучение в военном училище, только не в этом году, а в следующем.
— Это за какие такие таланты? — удивился отец польщенно.
— Им виднее, — ответил Костя.
Как он ни скрывал даже от себя, а письма Волитары Костю почему-то тронули. Она хвасталась мужем, родившимися детьми. Иногда ее брат вписывал несколько строк, в которых чувствовался иронический скепсис. Брат Волитары тоже был женат, разве что с детьми не торопился. Он пояснил в одном из последних писем: «Оруженосец, я тебя не забыл. Желание детей иметь после таких примечательных событий, как ты понимаешь, возникнуть не может». Костя помнил сожженных, пусть не им, но при нем, бабушку и дедушку, и желание шутить в ответ отвалилось само собой.