Кого не взяли на небо
Шрифт:
— Какого ещё хутора? — сержант недоверчиво рассматривал сизый нос повара.
— Места, где вы сможете отдохнуть, принять горячую ванную и поесть мяса. Свежего мяса. Пацан покажет дорогу.
Якоб кивнул в сторону Скаидриса. Тот прищурился:
— К Андреусу? А что я ему скажу?
— Всё, как есть, — вздохнул повар, — Расскажи ему всю правду. Мой друг Андреас привык держаться стороны победителей. Как и я.
Он немного помедлил, пристально глядя в серые глаза мужчины, что казался подростком, потом отвернулся.
—
Не дожидаясь реакции, он поплёлся в сторону кладбищенских ворот, увязая по щиколотку в размякшей жиже.
— Возьми одну из наших машин, — предложил ему Монакура, — И куртку одень, ты гол по пояс.
— Я хочу прогуляться, — ответил Якоб, — И мне совсем не холодно.
Лохматый гигант; двое женщин, одна высокая, вторая почти карлица; девушка, ряженная епископом, и мужчина, кажущийся трудным подростком, провожали взглядами понурую фигуру обнажённого по пояс, окровавленного толстяка.
Глава четвёртая. Бодхисаттва
— Вот он, хутор Андреаса, — грязный палец Скаидриса ткнул в квадратное лобовое стекло, — Тормози, сержант.
Ньяла мягко остановилась.
Два небольших озерца перетекали друг в друга мелкой речушкой, что прорезала пологий луг меж ними, шириной всего шагов в триста. Противоположные стороны речушки соединял горбатый каменный мост. На той стороне стояли два массивных строения с острыми крышами, крытыми ярко-рыжей, выгоревшей под солнцем, черепицей.
— Странно, где же часовой? — Скаидрис приоткрыл дверцу, — На мосту всегда стоит часовой. Обычно это Марта с винтовкой. Она не любит работать, но очень метко стреляет. Она с поста никогда не отходит, даже в сортир; если приспичит — облегчается в речку.
Он спрыгнул на землю с подножки броневика:
— Я и Соткен сходим, пообщаемся с Андреасом. Подготовим его. Дедушка постарше нашего Якоба, к тому же немного не в себе: увидит чужих в броневике — сразу за ружьё схватится. Дай ствол, сержант.
— Один пойдёшь. Ствола не дам. У тебя пять минут. Потом я пристрелю её, — Пуу кивнул в сторону Соткен, — И мы уезжаем.
— Жёстко, однако, — усмехнулся Скаидрис и попытался закрыть за собой дверь, но голая рука, покрытая рыжим пушком и жуткими синяками, помешала ему.
— Ты прав, последний лив*, — лохматая голова протиснулась между спинок сидений и те сразу окрасились алым.
*Примечание: лив — вымирающая прибалтийская народность.
Красиво очерченные ноздри аккуратного женского носика широко раздувались: Йоля жадно вдыхала воздух:
— Туда не стоит идти без оружия.
Все встрепенулись; Аглая щёлкнула затвором «Диемако».
Поражённый Скаидрис застыл на месте:
— Если ты знаешь, что я лив, то, наверное, тебе известно и многое другое. Например, что на хуторе непорядочек. Я же говорю — на мосту Марты с винтовкой нету; такого быть не может.
— Мы с ним вдвоём сходим, — Монакура протянул Скаидрису автоматический пистолет, — Цени доверие, щенок. И без фокусов. Думаешь я не видел, как вы с жирным поваром гляделками перемигивались. Пошли.
— Нет, Монакура Пуу, — Йоля, которая секунду назад разглядывала хутор через зелёное лобовое стекло, сейчас стояла рядом с дверцей водителя, мешая той открыться, — Будьте здесь. Я пойду туда с Соткен. Возьми свой меч, моя хорошая.
Соткен живо вылезла на улицу. Обеими руками она сжимала ножны с катаной.
— Там много крови, — пояснила Йоля в ответ на нахмуренные брови сержанта, — Очень много крови и что-то ещё. То, против чего бесполезны пули. Но пистолет ты нам дай. Ей дай.
Соткен засунула «Глок» под ремень штанов и две женщины осторожно двинулись через мост. Достигнув горба, Йоля указала вниз.
— Scheisse,— процедила кривушка.
На спокойной воде речушки слегка колыхались выструганные из дерева кораблики. Рядом, лицом вниз, плавал труп пятилетнего ребёнка.
— Это Том, внук Андреаса, постапокалиптическое дитя. Я так радовалась за Марту, когда она забеременела. Кто ж, блядь, тут побывал...
Они оказались возле первого дома; вокруг не было ни души, стояла мёртвая тишина, но из пристройки, служившей хлевом, доносилось невнятное подвывание.
— Иди вперёд, я зайду сзади, — рука в перчатке подтолкнула Соткен; кривушка опустила меч острием вниз и двинулась в тёмный дверной проём мягкими приставными шагами.
Вдоль всего помещения тянулся длинный ряд деревянных стойл, заваленных прелой соломой, а дорожка между ними посыпана мокрым песком. Соткен продвигалась вперёд абсолютно бесшумно, однако ворчание перешло в угрожающий звериный рык.
В середине прохода стояло лохматое чудовище, преграждая Соткен путь. Стояло оно недвижно, прижав огромные уши и оскалив жёлтые клыки, густая слюна из пасти повисла тягучими нитями. Из-за спины огромного пса раздалось ещё одно рычание.
«Эта тварь тут не одна».
Соткен поменяла стойку и застыла на месте; клинок, направленный в сторону пса, слегка подрагивал. Глухо ворча и косясь на темноту позади себя, громадный пёс отступил в боковой загон для скота. Из тьмы прохода вышла Йоля. Она и не подумала обнажить оружие.
— Иди сюда, моя хорошая, — она последовала за псом, поманив за собой кривушку.
Соткен осторожно приблизилась к краю изгороди. Огромный волкодав сидел возле чудовищно обезображенного женского тела, распростёртого на куче окровавленной соломы; пёс рычал и скалил зубы. Остатки одежды висели на трупе жалкими клочками. Отделённая от тела голова располагалась между широко разведённых ног, в разорванной промежности. Оторванные груди исчезли, а брюшная полость вскрыта и выпотрошена. Соткен поморщилась.