Кого не взяли на небо
Шрифт:
Удар второго хлыста распарывает фланель на его груди, обнажая отвислые мужские сиськи.
Я стреляю второй твари точно в лоб и голова, увенчанная золотым обручем, дёргается назад, а саранча падает на пол, словно скошенная трава.
Барон удивлённо смотрит себе на грудь, где уже расцвёл алым глубокий порез. Половина его лица свисает вниз кровавой тряпкой. Вспоротая на груди кожа расходится под напором и поток тёмно-красной крови захлёстывает небесно-голубые джинсы. Он удивлённо булькает, поднимает уцелевший глаз,
«Спасибо за службу, товарищ, ты умер в бою, как солдат. Лишь твой ум — бессмертен».
— Горе, Ютта, сюда, быстрее! — мой голос напоминает лай ротвейлера.
Я встаю боком и мы с Лещавой открываем ураганный огонь вслепую, прикрывая отступающих Трабла и полковника. Они бегут в указанном павшим шпионом направлении, и вскоре оттуда раздаётся треск выстрелов; бойцы достигли цели и теперь прикрывают нас; саранча, прущая из клубов дыма, валится, срезаемая метко пущенными пулями.
Я начинаю отступать широкими приставными шагами, штурмовая винтовка Лещавой лает скупыми выстрелами; боковым зрением я вижу холодные глаза убивающей хищницы.
В морду мне летят раскалённые гильзы.
Наконец напор атакующих тварей немного стихает, я поворачиваюсь спиной, приготовившись к стремительной перебежке, но сразу же падаю вперёд на колени, а потом и лицом в ребристые стальные пластины пола.
Лещавая, естественно валится вместе со мной, но продолжает стрелять в то, что ударило меня в спину.
Я выпускаю из рук приклад и встаю на четвереньки, ладони и колени разъезжаются на окровавленном железе.
Мы опять бежим вперёд, холодные руки сжимаются на моей шее, поцелуй ледяных губ застывает на моей коже.
Я вижу впереди, в пяти шагах, ярко освещённый проём лифтового отсека, подход к которому преграждают две фигуры, прикрывающие нас огнём.
Я вбегаю в лифт, следом вваливаются Ютта и Горе.
На панели управления всего одна кнопка, я жму её и кидаю в стремительно сжимающуюся дверную щель две гранаты.
Лифт дёргается, и устремляется вверх, и некоторые из нас всё ещё живы.
* * *
— Сержант... Монакура... Надо снять её... Остановись, я разрежу ремни.
Голос Трабла. Я не понимаю, чего он от меня хочет.
Мы бредём, спотыкаясь, по территории базы, заваленной трупами солдат в камуфляже и телами странных насекомых, закованных в ржавую броню.
Телами саранчи с человеческими лицами.
Мою шею крепко сжимают ледяные руки мёртвой девушки.
* * *
Пустой взгляд Горя прикован к грубому кресту, сооружённому из стволов двух загубленных берёзок, перетянутых солдатским ремнём. Я глубоко всаживаю крест в невысокий песчаный холмик.
— После всего этого... — начал он, но, махнув рукой замолчал, пряча глаза.
Я много раз видел, как он плачет. Истеричка.
Я воткнул крест, повесил на перекладину солдатский жетон и серебряную цепочку с распятием, отошёл назад на пару шагов. Трабл поднял ствол винтовки, вопросительно глядя на меня, но я отрицательно покачал головой.
«Спасибо за службу, боевая подруга, я буду очень скучать по тебе. Твой ум безграничен, теперь ты везде».
Мы стояли на той волшебной горке, поросшей соснами, кустиками брусники и седым мхом.
Внизу дымила вражеская секретная база, подвергшаяся то ли инопланетному вторжению, то ли Апокалипсису.
Приказ выполнен: американский офицер захвачен, хохлы ликвидированы. Пора нам возвращаться домой.
Я требовательно протянул руку и Ютта Аулин вложила мне в открытую ладонь мобильный телефон. Я набрал комбинацию цифр и прижал аппарат к уху.
Тишина.
Что-то капнуло мне на макушку. Я задрал кверху голову: голубое пятно над нам темнело по краям: со всех четырёх сторон света надвигалась чернейшая темнота, словно беря нашу горку в кольцо.
— Mom, where are you... I’m dying... — произнёс слабый женский голос.
Звук шёл из чёрной коробочки, висящей на поясе полковника. Я опустил вниз обмякшую руку, и все мы уставились на потрескивающую помехами рацию. Шипение динамика почти заглушало тоненькие девичьи всхлипы.
Яркие солнечные лучи в последний раз скользнули по рыжим стволам, красным ягодам и волосам Ютты, придав тем оттенок тёмно-синих океанских глубин. Маленький кусочек ярко-голубого неба над нашими головами затянули низкие, рваные тучи, с неба хлынуло. Мы стояли тесным кружком, опустив головы и наблюдая, как потоки воды уничтожают скромный земляной холмик, увенчанный кривым берёзовым крестом.
— Она смогла изгнать демона прочь. Я не могу оставить её там одну. Прими мою отставку, сержант, я возвращаюсь.
Когда смысл сказанных им слов наконец-то дошёл до меня, я посмотрел в две пары глаз — в решительные, чувственные и невозможно индейские глаза полковника Ютты Аулин, и в глубоко испуганные осознанием истинной реальности глаза нашего взводного шамана, а потом отшвырнул прочь мобильник.
Айфон полковника скатился по седому мху и сразу подхватился ручьём, что стекал вниз, падая небольшим водопадом со склона волшебной горки.
— Я с тобой.
Так будет правильно, Трабл никогда не ошибается: назад никто не вернётся.
— Нет, русский сержант, ты остаёшься. Ты странный, Монакура Пуу, и Великий Маниту обещает мне новую встречу с тобой. Через много лет. Возвращайся. Мы будем ждать.
Ютта Аулин вопросительно глянула на Трабла, и я тоже. Горе тревожно посмотрел на меня, а потом кивнул.
— И попрощайся с Кортни: пообещай ей будущую встречу. Мне кажется, она в тебя влюбилась.
Ютта отстегнула рацию от армейского ремня, перетягивающего её тонкую талию и протянула мне чёрную коробочку.