Кох. Вирхов
Шрифт:
Но небольшая работа на такую специальную тему оказалась принципиально новой в медицинской науке того времени. Молодой ученый (тогда еще студент) осуждал умозрительный метод в медицине и громко провозгласил единственно правильным методом — естественноисторический. «Достойно сожаления, — писал Вирхов в своей диссертации, — что даже в области глазных болезней, где больше всего мы сталкиваемся с чисто физическими явлениями (преломление света через хрусталик, законы отражения света, изменение хрусталика и т. д.), естественные науки нашли до сих пор крайне слабое применение».
Вирхов был прав. Уже потом его сотоварищ по институту Гельмгольц ввел в практику глазное зеркало для освещения глазного дна (внутренности глазного
Вирхов — врач в Берлине
В 1710 году под угрозой надвигавшейся на Берлин чумы был выстроен громадный бревенчатый барак для больных. Этот барак постепенно разрастался в громадную больницу, и во время Вирхова он превратился уже в знаменитую королевскую больницу Charit'e с числом кроватей свыше 1800. Будучи больницей преимущественно для бедного населения, Charit'e была связана с одной стороны с университетом, с другой — с Институтом Фридриха-Вильгельма, ибо богатые больные других больниц неохотно соглашались служить объектом для обучающихся студентов и для разного рода исследований. В Charit'e преподавали таким образом профессора университета и института; обязанности же младших ординаторов исполняли только что окончившие молодые военные врачи, которые прикомандировывались к больнице институтом.
В эту-то больницу и поступил Вирхов по окончании института. Он взял на себя обязанности ассистента при патологоанатомическом институте Charit'e. Это было как раз то, чего желал Вирхов и что его особенно интересовало. На его обязанности (помощника прозектора) лежало патологоанатомическое изучение трупов. Такое исследование раскрывало сущность данного болезненного процесса, проверялся диагноз и способ лечения, словом патологоанатомическое исследование помогало клинике. Патологоанатома считали «судьей» клинициста. Исследование трупов сопровождалось анализом выделений организма — крови, мокроты, мочи и т. д. Таким образом, помогая раскрытию сущности болезненного процесса, патологическая анатомия дает богатый материал для улучшения методов распознавания болезней и их лечения.
Вирхов с жаром занялся этой новой для него отраслью деятельности. Он произвел целый ряд научных работ — о свертывании крови, о закупорке кровеносных сосудов, о воспалении артерий и т. д., и все эти работы были строго выдержаны в естественноисторическом направлении и аргументированы целым арсеналом патологоанатомических доказательств. Вокруг Вирхова начинают группироваться молодые врачи, сторонники его направления, новаторы в медицине. Через полтора года после поступления в больницу Вирхову поручили произнести публичную речь на торжественном заседании второго августа 1845 года в честь пятидесятилетия Института Фридриха-Вильгельма. Вирхов выбрал для этой речи тему: «О необходимости и правильности медицины, обоснованной механической точкой зрения» («"Uber das Bed"urfniss und die Richtigkeit einer Medicin vom mechanischen Standpunkt»).
В этой яркой речи Вирхов разгромил господствовавшие в его время умозрительные настроения и дал блестящую попытку объяснить болезненные явления механическим (т. е. естественноисторическим) путем. Можно представить себе впечатление, которое произвела на почтенных авгуров от медицины «дерзкая выходка» молодого ученого, с жаром опрокидывающего «признанные авторитеты» и кумиры. Эта речь была настоящей бомбой, брошенной под основание старой медицины. Сам Вирхов так описывал своему отцу впечатление слушателей от его речи: «Мои взгляды были настолько новы, что поставили вверх ногами
Враги Вирхова были ошеломлены; друзей у него, особенно среди молодых врачей, стало еще больше.
Но Вирхов не унимался. Не прошло и года, как он обрушился резкой критикой на книгу крупнейшего тогда патолога, мирового авторитета, австрийского профессора Рокитанского. Рокитанский придерживался, как уже было указано, так называемой «гуморальной теории»; он объяснял развитие болезненных процессов «порчей соков». Вирхов, раскритиковав это учение, наоборот, доказывал, что патологические изменения клеточных элементов составляют сущность болезненного процесса. И Вирхов доказывал правильность своих мыслей не умозрительными рассуждениями, как Рокитанский (умозрительное учение о том, что «порча соков» вызывает болезни, восходит еще ко временам Аристотеля), а точными данными: результатами вскрытий умерших, исследованием органов и тканей под микроскопом, лабораторными анализами.
К чести старика Рокитанского надо упомянуть, что он, вопреки обычаю стариков-ученых считать себя «папами непогрешимыми», признал в этом споре правильность точки зрения молодого Вирхова. Эта победа доставила Вирхову еще б'oльшую популярность. Научный мир Берлина разбился на два лагеря: одни (большей частью старики) считали его революционером, а мысли его — опасными и ворчали. Другие (большей частью молодежь), наоборот, все более сплачивались вокруг Вирхова как вокруг своего вождя.
Надо однако заметить, что «механическая» точка зрения на сущность болезненных процессов, которую Вирхов развивал здесь и дальше в течение своей жизни, могла претендовать на учение механического материализма лишь очень условно: конечно, Вирхов, восставший против гуморальной метафизической теории и провозгласивший клеточную теорию, двинул медицину по пути материализма. Но самое учение о роли клеток в развитии болезненных процессов отдавало у Вирхова идеализмом или, точнее, витализмом; клеткам приписывалась какая-то «жизненная сила», которая заставляет их правильно работать при здоровом организме и бороться против болезнетворного агента в случае заболевания организма. Материалистического объяснения «поведения» клеток Вирхов ждал в течение всей своей жизни.
Вообще медицинское (да и общественно-политическое) мировоззрение Вирхова было эклектично: он то выступал материалистом и противником метафизики (в борьбе с «гуморалистами»), поднимаясь даже до высот диалектического материализма (в учении о болезни как противоположности здоровью и о единстве этих противоположностей: «болезнь — жизнь организма при изменившихся условиях»), то, наоборот, спускался до болота идеализма и впадал даже в настоящую поповщину. В полемике против учения Дарвина (о чем речь будет ниже) он стяжал апплодисменты черносотенной реакции и католического духовенства: Вирхов проповедывал «изначальный акт творения» человека. Более материалистически он мыслил и учил в молодости; более идеалистически — под старость.
Реакционеры пробовали было ставить палки в колеса карьере Вирхова. Однако его популярность была так велика и научный авторитет так высок, что несмотря на эти козни он был назначен в 1846 году прозектором после ухода его учителя прозектора Флорипа, всегда относившегося с любовью к Вирхову. А в 1847 году Вирхов, после прочтения блестящей лекции «О воспалении мышц», назначается доцентом университета.
Друзья Вирхова развивали бешеную энергию. Особенно интенсивную деятельность проявил пылкий молодой доктор Рейнгардт. Был поставлен вопрос об издании своего собственного печатного медицинского органа, чтобы шире пропагандировать новые «механические» идеи в медицине.