Кокон
Шрифт:
— Да, наверное… — Олеся рассеянно посмотрела вокруг. — Значит, нам надо сейчас вместе со всеми быть, ну, с молодежью этой. И вообще, интересно — чем это мы так пахнем?
— А вы взгляните внимательней, — Григорий Петрович кивнул на застывших у тополей чудовищ. — Что это они из котомки достали, обнюхали? Не твой ли, Олесенька, ватничек?
— Вот черт! — зло прищурилась девушка. — Не надо было его выбрасывать…
— Да бросьте вы. — Тихомиров пригладил растрепавшиеся от ветра волосы. — Может, у нас вообще свой, особый запах.
— Ну, в толпе-то — не очень хорошо. Иначе б давно разорвали!
— Эх, умеешь ты утешить, Петрович! — Макс потянулся. — Ну, господа, что делать будем? С автобусом, как я понимаю, мы сегодня в пролете.
— Мы, похоже, со всем в пролете. — Инженер скривил губы. — Единственное спасение — в толпе.
— Ну, не вечно же нам с местными тусоваться?
— А пока, Олесенька, похоже, что другого выхода нет. Пока уж тут будем, а там посмотрим — может, тварюшки утомятся или оголодают… уйдут куда-нибудь, хоть на время.
Максим лишь качнул головой: надежда слабая. Потом, пристроившись к стайке девчонок в коротких юбочках, подошел к афише:
— Новый художественный кинофильм! «Зита и Гита». Индия. Цена билета — сорок копеек… Ну что, сходим в киношку? Заодно хоть отдохнем малость.
Олеся тихонько засмеялась:
— А пошли!
Тихомиров заснул сразу, едва уселся в жесткое кресло. Не дождался даже, когда погасят свет. Минут через пять после начала фильма захрапел и Петрович, лишь одна Олеся, несмотря на нервный озноб и усталость, досмотрела кино до конца. Улыбнулась, покосившись на своих дремлющих спутников:
— Эй, хватит дрыхнуть! Вставайте.
— А? Что такое? — Максим заморгал глазами. — Ах… ну, как фильм?
— Замечательный. — Девушка расхохоталась. — Про любовь, между прочим.
— Индийские — они все про любовь.
— Что дальше-то делать будем? — очнулся Петрович.
Тихомиров пожал плечами:
— Что-что… Посмотрим! Но здесь уж не останемся, точно.
Монстры никуда не делись, все так же, как верные псы, принюхиваясь, ждали у входа. Переглянувшись, беглецы быстренько примкнули к самой крупной молодежной группке, кучковавшейся у танцплощадки. Туда же переместись и монстры.
— Вот ведь сволочи! — с досадой сплюнул Макс. — И чего им неймется-то?
— Небось чувствуют, что мы где-то рядом.
Местная группа — вокально-инструментальный ансамбль — гордо именовалась «У нас, молодых», как ностальгически пояснил Петрович, по названию последнего на тот момент альбома «Самоцветов»; песни этого коллектива, собственно, и составляли основной репертуар ансамбля.
Вот уже настроили гитары, грянули…
Народишко быстренько потянулся на танцплощадку.
Налетели вдруг дожди, наскандалили, Говорят, они следов не оставили… —наяривали
Трехглазые монстры, опираясь на копья, смирно стояли здесь же, у тополей, и, как показалось Максу, с интересом посматривали на молодежь: а чего это тут такое пьют?
— О! И наши друзья здесь! — Тихомиров кивнул на давешнюю троицу — рыжего Ваньшу, Серого с вечно нечесаными патлами и юного импрессиониста Митяя. — Видать, на озере мало вина показалось.
Ну да, конечно, мало: Серый уже доставал из-за пазухи бутылку «Яблочного» — Максим даже разглядел тускло-желтую этикетку. Как же, как же — «крепленое вино».
— Митька, ириски взял?
— Не, в сельпо их не было…
— Чтоб тебя! Опять придется мануфактурой занюхивать!
— Да ладно вам, мануфактурой… Я подушечек взял. Двести грамм.
Рыжий Ваньша захохотал:
— Двести грамм! Во дает, а? Да ты, Митяй, что, чай пить собрался?
— Чем ржать, лучше б у ребят стакан попросил, — обиженно буркнул художник. — Они вроде как уже выпили.
Ну да, выпили. И теперь задымили, кто «Беломором», кто «Стрелой», а особо продвинутые — дорогим «Союз-Аполлоном».
Тут подскочил и Серый:
— Парни, стаканчика не дадите?
— На!
— Мы вернем потом.
— На дерево там, на сучок, повесьте.
И вот наконец-то вся троица по очереди принялась причащаться, точнее, приводить себя в пригодное для танцев состояние, чтоб не страшно было и быстрые танцы поплясать, покобениться, и на какой-нибудь сопливый медляк девчонку пригласить, лучше из тех, что в коротеньких юбочках, вон они какие стоят, аппетитные…
Даже Петрович глаз положил, улыбнулся мечтательно:
— Вот, раньше песня была… ммм… девчонки стоят в сторонке… примерно так как-то.
— Ой, смотри, смотри. — Макс толкнул Олесю локтем. — Стаканами хлещут! Ну, молодежь…
— А эти-то не уходят. — Девушка кивнула на монстров.
— Так тоже, видать, выпить хочется. А зуб неймет! Вот и злятся, по сторонам зыркают.
— Нас вынюхивают…
— Это понятно.
— Так что же нам теперь, до утра тут торчать?
Максим усмехнулся:
— А ты попробуй уйти раньше. Вон, черти-то трехглазые — каждую парочку провожают, обнюхивают. Так что придется ждать… Да что тут, плохо что ли?
Олеся неожиданно улыбнулась:
— Да нет, вообще-то — забавно. Нет, ну разве ж можно так пить?!
Рыжий уже заглотил стакан и теперь, набулькав, протянул следующий Серому — тот расправился с винищем одним глотком, после чего вытер мокрые губы рукавом и смачно рыгнул:
— Эх, жить хорошо!
— А хорошо жить — еще лучше! — хором сообщили рыжий с Митяем.