Кольцо приключений. Книга 6. Кольцо любви
Шрифт:
Боже, как недалеко от истины был барон фон Райнбах. То ли Господь вложил эти слова в его уста, то ли он обладал даром предвидения, но в 1793 году Мари-Анна Шарлотта де Корде д’Армон убила Гегемона – Жана-Поля Марата, журналиста и одного из кровавых вождей французской революции. Когда Марат хвастливо сообщил Шарлотте, что по его приказу будут казнены все роялисты, женщина возила в него нож. Последние слова Гегемона были: «Как? Меня?» Да, тебя! Шарлотта Корде очень была похожа на Шарлотту де Кор. Возможно, что Шарлотта переродилась и в праправнучке возобладала кровь благородных семейств, куда внедрялась ее прапрабабка. Не знаю. И знать не хочу. Но если мне доведется встретиться
Я не стал говорить барону о его предвидении, но обещал подумать над его предложением и заняться написанием книги о моих путешествиях, но только тогда, когда я вернусь домой.
– Дорогой Владимир, я хочу взять с вас слово, чтобы вы писали мне из всех мест, где вы только будете, – высказал просьбу фон Райнбах. – Мне это очень интересно, и я не хочу прерывать наши дружеские отношения. Ее светлость Елизавета недавно в письме передавала вам привет и сказала, что хранит воспоминания о вашем пребывании и Вюртемберге и вашей роли в родстве двух правящих династий. Такое не забывают никогда.
– Спасибо, барон, – сказал я. – Отпишите мадам Елизавете мои чувства глубокого уважения и самого искреннего почтения самой прекрасной женщине, когда-либо встречавшейся мне. А вам я буду писать при первой же оказии.
– Я счастлив, Владимир, что наши мнения о мадам Елизавете совпадают, – сказал барон. – Я вам скажу, что немецкие женщины самые лучшие любовницы. Преданные, любящие и горячие. И не подвергайте это сомнению. Пойдемте, я вас познакомлю с одной из них. Это кузина моей жены. Приехала погостить к нам после гибели ее мужа в недавно закончившейся войне. Она не снимает траур, но в ваших силах сменить краски ее одежды.
Ревность, взыгравшая при словах барона о Елизавете, постепенно утихла, и меня разобрало любопытство, что это за загадочная немецкая женщина, которая способна удивить такого человека, как я. Но тут же червячок самокритики запищал, – быстро же ты забыл Шарлотту, которая обвела тебя вокруг пальца и подчинила своей воле. Берегись, раз плененные мужчины, могут плениться еще раз. Необъезженный жеребец носится сам по себе в табуне и любит того, кто ему по нраву. А объезженный жеребец ходит под седлом в строю, жует то сено, которое дадут и случается с тем, кого ему приводят. Взбунтуйся, прояви волю, скажи, что ты не хочешь ни с кем знакомиться, захочешь, познакомишься сам. Прояви свой нрав!
Я бы и проявил свой нрав, но это было бы невежливо по отношению к барону, и я вместе с ним вышел в гостиную, где рядом с женой барона увидел стройную женщину примерно моего возраста, одетую в черные одежды. Ее бледное лицо не было безжизненным, но на мой поклон она ответила лишь еле заметным движением головы. Ничего себе статуя. И это одна из лучших немецких женщин?
– Дорогая Мария, – начал барон, – я хочу представить тебе моего личного друга, господина Владимира, находящего здесь проездом из далекой Московии, человека скромного поведения и большой начитанности, поэта и мастера шпаги. Острием своего клинка он умеет выписывать такие узоры, что все кружевницы Страсбурга собираются у его окон, чтобы посмотреть на его упражнения и сделать зарисовки для новых кружев.
Глава 27
Вот это барон. Прямо-таки мастер современного пиара. Жена барона улыбалась приветливой улыбкой. Мария была такой же недоступной, только в ее глазах проскочили какие-то искорки. Или это мои искорки отразились в ее глазах, не знаю, но когда я наклонился поцеловать ее руку, то я почувствовал, как рука ее дернулась от прикосновения моих усов.
– Не такая уж она и статуя, –
– Мадам, – скромно сказал я, – прошу простить мою неловкость, но я в глубокой печали. Я потерял одного друга, чуть не потерял другого и сейчас даже не знаю, как мне быть. Я не такой набожный человек, каким бы я хотел быть и не умею высказывать свои чувства перед Богом. Не откажите в моей маленькой просьбе позволить мне сопроводить вас в храм, чтобы разделить вашу скорбь и помолиться об обретении душевного покоя.
– Вот и прекрасно, – сказала баронесса, – Владимир, я поручаю вам свою кузину и надеюсь, что вы примете наше приглашение к обеду, я уже дала поручение о сервировке стола на четыре персоны. Мы хотим дать обед в честь приезда моей кузины, и за столом будут только свои люди.
Я сопровождал Марию в храм, предложив правую руку, на которую она легко оперлась. Мы могли бы вызвать карету, но до церкви было недалеко и с дамой лучше прогуляться, чем сидеть в не совсем чистой карете, глядя друг на друга, но избегая прямого взгляда, чтобы не показаться слишком вульгарным.
В церкви я смиренно сидел на скамеечке рядом с Марией и был погружен в свои думы.
– А не слишком ли я долго задержался здесь, – думал я, – что из того, что я сижу в храме и слушаю пение священника, которому подыгрывает на фисгармонии монах. Рядом со мной прекрасная дама, которая так и останется прекрасной дамой в моей памяти. Поводов подраться, поплести интриги, поухаживать за хорошенькими женщинами предостаточно и в моем времени. Узнать какой-то секрет из событий этого времени? Да какой секрет может согреть душу в двадцать первом веке? Нахватать раритетов и продать их в мое время? Увольте меня, я не крохобор и не делец, которому досталась частичка от дара царя Мидаса. Увидеть Париж и умереть? Нет, я не собираюсь умирать в самое ближайшее время. Кстати. А если я действительно буду убит на дуэли, то доверенный человек, повернув кольцо на моей руке, отправит меня в мое время, то буду ли я там живой и невредимый? Надо же какая проблема? Только с этим я экспериментировать не буду. Да и мысли такие в храме Божьем греховны. Не для того нам дана жизнь, чтобы ею можно было не дорожить. Сколько я еще собираюсь здесь быть? Как только одержу победу над прекрасной Марией, то можно трогаться в путь? Нет, это низко. Я к ней даже не притронусь. Я буду ее беречь от всего, что может ей помешать жить и каждое утро распускаться как прекрасной розе.
От моих мыслей меня оторвала Мария:
– Сударь, служба уже кончилась и в храме никого не осталось.
Тишина храма действовала умиротворяюще. Как будто мы очутились в каком-то другом времени или в совершенно другом мире, где нет ни суеты, ни врагов, а все ласково и добросердно. Я встал, и мы вышли их храма.
– Я впервые вижу, чтобы люди так усердно молились как вы, – сказала мне Мария. – Вы ушли в себя, и мне пришлось вас оттуда вытаскивать. Мне даже показалось, что вас не было рядом со мной.
Каждое слово Марии говорило о том, что она начала оживать. Вероятно, с ней рядом никогда не было человека, с которым хотелось бы петь, смеяться танцевать, делать невероятные глупости под одобряющий взгляд любимого человека. Не каждому достается такое счастье.
– Прошу прощения, сударыня, – как можно мягче сказал я, – мне казалось, что мы с вами очутились на какой-то залитой солнечным светом и усыпанной яркими цветами лужайке. Я стоял, широко раскинув руки, а вы шли ко мне в белом платье с венком цветов на голове…