Кольцо смерти
Шрифт:
Не исключено, конечно, что он останется на треках и будет еще сражаться, но одно казалось совершенно очевидным: никто не понимает с большей ясностью, чем сам Гранин, что его лучшие дни уже позади.
Гранин снова потянулся к бутылке, уже наполовину опорожненной, но руки по-прежнему дрожали, и лишь малая часть жидкости попала по назначению – настолько неуверенными и неуправляемыми были его движения.
Дремин мрачно взглянул на Видова, пожал плечами – жест не то отречения, не то принятия неизбежного, и выглянул из павильона. За его дочерью уже прибыл фургон "скорой помощи", и он поспешил туда, так и не сказав ни слова.
Видов подошел к умывальнику, налил воды в пластиковое ведерко и принялся обмывать лицо Гранина губкой. Казалось, Сергею было все равно, что будет с его лицом. О чем бы ни думал он в те минуты, а при данных обстоятельствах только полный идиот не прочитал бы его мыслей, все его внимание сосредоточилось на этой бутылке бренди. Гранин был сейчас воплощением одной единственной потребности, одного неумолимого желания, а именно – немедленного забвения.
Пожалуй, оно и к лучшему, что ни Гранин, ни Дремин, ни Видов не заметили человека,
Дмитрий перевел взгляд на машину "скорой помощи", куда внесли его окровавленную сестру, и немыслимое перестало казаться немыслимым. Он повернулся, чтобы еще раз бросить взгляд на Гранина, и в этом взгляде было столько ненависти, сколько вообще может выражать взгляд шестнацатилетнего подростка.
Официальное расследование трагического инцидента, проведенное почти сразу после несчастного случая, как и предполагали, не выявило никакого злого умысла со стороны Гранина, чья машина послужила причиной катастрофы. Официальное расследование Федерации почти никогда не выявляло конкретного виновника. Так было каждый раз, когда кто-то из автогонщиков погибал или калечился на трассах, что происходило едва ли не каждый сезон, хотя в последние годы катастроф со смертельным исходом случалось все меньше благодаря все более ужесточаемым требованиям безопасности, принимаемым после каждого такой трагедии. Но какими бы жесткими не были правила, как бы тщательно не готовились машины, а техника, испытывающая колоссальные перегрузки, порою все же подводила пилотов. Водителей четырехколесых монстров не даром звали именно "пилотами". На скорости в триста километров в час, чтобы правильно среагировать на нештатную ситуацию, судьба отводила ничтожные доли секунды, да и то не из каждой такой ситуации можно было выйти без потерь. Если же приплюсовать еще и огромные физические и психологические нагрузки, испытываемые этими парнями в течении многочасовых гонок, то даже пилоты сверхзвуковых истребителей вряд ли подвергались такому же прессу. Во всяком случае, профессия автогонщика давно считалась одной из самых опасных (и потому одной из самых высокооплачиваемых). Ни один здравомыслящий человек не посмел бы заподозрить злой умысел кого-нибудь из гонщиков при столкновении с товарищем. Любой такой контакт был чреват непредсказуемыми последствиями как для одного, так и для другого. Только самоубийца мог бы пойти на преднамеренное столкновение, хотя "война нервов" велась на треках постоянно. Профессионалам было хорошо известно, что в подавляющем большинстве случаев катастрофы случались из-за поломок техники или ошибок пилотов, реже по какой-то иной трагической случайности, но все равно причина должна быть найдена, и именно в этом состояла задача следствия.
Конкретного виновника не нашли и на этот раз, хотя несколько тысяч зрителей на главных трибунах, не колеблясь, возложили бы вину на плечи Гранина. Но еще больше его обличали многочисленные видеозаписи. Все происшедшее на трассе зафиксировали несколько камер, в том числе и та, что была установлена на машине Гранина. Развитие ситуации длилось не больше двадцати секунд, и именно этот отрезок времени комиссия экспертов, судей и представителей международного комитета очень внимательно просмотрели несколько раз, прежде чем вынести предварительный вердикт. Он звучал довольно обтекаемо и нейтрально, но смысл витиеватой формулировки сводился всего к двум словам: "ошибка пилота", то есть Гранина.
Из видеозаписей было видно, что, лидировавший на протяжении двух третей дистанции, Гранин со своего второго пит-стопа ушел с большой задержкой, растеряв все преимущество перед идущим вторым Алексом Моррисом на специальной версии "Феррари F-50", существенно измененной по сравнению с базовой моделью и адаптированной именно для гонок в классе прототипов. Механики команды почему-то провозились с заменой колес на целых десять секунд больше норматива, и это заставило Гранина если не занервничать, то, во всяком случае, потерять чувство уверенности. Сразу от своего бокса он ринулся вперед, пытаясь восстановить утраченное преимущество, однако все же пропустил Морриса на первую позицию. Князев же заехал на пит-стоп двумя кругами раньше. Замену колес и дозаправку команда провела блестяще, и Князь смог прорваться в группу лидеров, выйдя на пятую позицию. Следующие три круга стали настойщим полем битвы между этими двумя выдающимися пилотами, реально претендующими на чемпионский титул. "Порше" Гранина мчался по трассе как никогда прекрасно, штампуя на каждом круге лучшее время и постепенно приближаясь к ярко-красному "Феррари". Уже через два круга после пит-стопа он висел у Морриса на заднем колесе, а на третьем предпринял несколько атак, но Алекс был не из тех, кто уступает. Обе машины вышли на длинную прямую "ноздря в ноздрю", и ни одна из них не могла опередить другую ни на метр. Обе так и мчались на пределе мощности двигателей, развив перед поворотом скорость в триста двадцать километров в час и настигнув отставшего на круг Ито Сузуки на прототипе "Мицубиси-HSR-W4". Обычно этот скоростной поворот гонщики проходили примерно на ста восьмидесяти, а затем на довольно коротком прямом отрезке старта-финиша перед главными трибунами и боксами снова разгонялись почти до двухсот семидесяти. Поскольку Гранин шел слева от Морриса и со своей позиции мог войти в поворот лишь по малому радиусу, ему еще предстояло обойти "Мицубиси" японца, движущегося тоже по внутренней стороне трека. Было ясно, что на повороте Моррис сможет оторваться от Гранина за счет большей скорости на внешнем радиусе и отсутствия помехи. И вот тут Гранин и допустил роковую ошибку, решившись на рискованный маневр. Когда его "Порше" почти уперся в зад "Мицубиси", он чуть притормозил, пропустив вперед "Феррари", а затем буквально выстрелил из-за спины японца, включив форсаж турбокомпрессоров. В поворот Гранин вошел, отставая от Морриса на корпус, но не спешил сбрасывать скорость. Дилетанты восприняли бы это как самоубийственное безрассудство, но Серж не был дилетантом. Он прекрасно изучил возможности машины и рассчитывал на свое "секретное оружие" – новое антикрыло, которое должно было изменить угол атаки на вираже и еще сильнее прижать машину к асфальтовому полотну, увеличив сцепление шин. Моррис же, как и ожидалось, был вынужден притормозить, чтобы не вылететь с трассы. Когда обе машины почти сравнялись, произошло невероятное. "Порше" вдруг резко потащило вправо к внешней обочине трека, и от его покрышек сразу же повалили клубы сизого дыма. На скорости в двести километров в час Моррис не имел ни малейшей возможности ни затормозить, ни уклониться от столкновения, что могло бы спасти его. В момент столкновения правое переднее крыло "Порше" ударило в колесо машины Морриса, и его волчком завертело на вираже. Последствия для Гранина были весьма серьезными, для Морриса же они оказались фатальными. Даже сквозь рев моторов и визг шин звук лопнувшего колеса "Феррари" прозвучал орудийным выстрелом, и в этот миг Алекс был обречен. Его ярко-красный "болид", полностью потеряв управление, превратился в бездушное механическое чудовище, стремящееся к самоуничтожению. Оправдывая свое прозвище, машина, словно выпущенный из катапульты камень, метеором пронеслась над зеленой лужайкой, перемахнув по воздуху сотню метров, рухнула на широкую щебенчатую полосу, дважды перевернулась и, встав на колеса, тут же вспыхнула факелом. Все это время Моррис продолжал сидеть в машине, пристегнутый ремнями к креслу и запертый в машине, как в ловушке. Скорее всего, он уже был мертв еще до того, как "Феррари" загорелся, ведь при таком резком боковом ударе шейные позвонки так легко ломаются (примерно так погиб и великий Сенна на довольно простом и сотни раз пройденном им вираже).
То, что Гранин явился непосредственной причиной гибели Морриса, не вызывало сомнений. Но Гранин – чемпион мира, и на его счету почти два десятка выигранных Гран-При. И по очкам, и по общим характеристикам он был лучшим водителем в мире, и кто же осмелится осуждать такого человека. Такое не принято в мире автоспорта. Поэтому все это трагическое происшествие определили как гоночный эквивалент божьего деяния и, скромно опустив занавес, дали понять, что все закончено.
Глава 4.
Темпераментные итальянцы не скрывали своих истинных чувств. Плотная толпа, что собралась в этот день на трассе Монца была крайне возбуждена и напряжена. Когда Гранин, опустив голову, скорее плелся, чем шел, вдоль трека, направляясь из зала, где велось следствие, к пункту обслуживания фирмы "Дрим-Моторс", выражение чувств толпы стало громогласным. Вопли, сопровождаемые энергичной жестикуляцией, свист и просто гневные выкрики были не просто страшными, но и угрожающими. Зрелище было отнюдь не из приятных. Казалось, не хватает только искры, чтобы разгоряченная толпа не учинила расправу над Граниным. Очевидно, именно этого и опасались полицейские, которые взяли его в кольцо и оттесняли наиболее ретивых, хотя по выражению их лиц было понятно, что и они разделяют чувства своих соотечественников.
Отставая на несколько шагов от Гранина и окруженный по бокам Дреминым и Видовым, шел еще один человек, мнение которого явно совпадало с мнением зрителей и полицейских. Гневно дергая за ремешок свой шлем, как и Гранин одетый в белый с красным комбинезон, Николай Князев кривил свое красивое и мужественное лицо, растиражированное многими журналами как секс-символ автоспорта, в злобной гримасе. Князев по своему характеру был заносчив и имел слишком высокое мнение о самом себе, считая всех окружающих его людей, в том числе и товарищей-гонщиков, недоразвитыми подростками. Разумеется, круг его общения был ограничен. Но обиднее всего Князю, как прозвали в профессиональной среде Николая, было то обстоятельство, что, каким бы блестящим водителем он ни был, он все же чуть-чуть не дотягивал до Гранина. И это обострялось сознанием того, что, как бы долго и отчаянно он ни старался, ему никогда не удастся преодолеть это "чуть-чуть". Князь завидовал Гранину черной завистью и тихо ненавидел его. И сейчас, разговаривая с Дреминым, он не делал ни малейшей попытки понизить голос, что при данных обстоятельствах не имело никакого значения, так как из-за воплей толпы Гранин все равно не смог бы расслышать, что говорит о нем его товарищ по команде. Правда, было ясно, что Князев не понизил бы голос и при других обстоятельствах.
– Божье деяние! – горькое удивление в его голосе было почти искренним. – О, боже ты мой! Вы слышали, какое определение дали эти кретины?! Непреднамеренная ошибка пилота!
– Ты не прав, Ник, – Дремин положил руку на плечо Князева, но тот в раздражении стряхнул ее. – Если посмотреть только с внешней стороны, то можно говорить лишь о непреднамеренном убийстве. Но и эта формулировка слишком строга. Никто не застрахован от роковой случайности, от ошибок, в конце концов. На каждом Гран-При две-три машины теряли управление. – Он вздохнул.
– Теряли управление! – Не находя слов, что было ему несвойственно, Князев театрально возвел глаза к небу, словно ища подсказки свыше. – О, боже! Вы же сами все видели на экране. Несколько раз прокрутили, с разных точек… Он и не думал тормозить, потому что зарвался. А вы говорите – божье деяние! Ну, конечно, конечно, божье деяние! А все потому, что он взял подряд пять Гран-При, и потому, что в прошлом сезоне стал чемпионом и в этом, похоже, станет снова!..
– Что ты имеешь в виду?
– Как будто вы сами не знаете, что я имею в виду! Отлично знаете, черт бы вас побрал! Ведь если вы снимите его с дистанции, на команде можно ставить крест. Равнозначной замены ему не найти, тем более в разгар сезона, да и спонсоры не обрадуются. Убрать чемпиона! Как бы не так! В рекламу вложены миллионы, а без Гранина команда не будет стоить и гроша! Нам же нужны такие гранины, разве не так? Даже если они убивают людей…