Кольцо
Шрифт:
Он практически перестал ругаться с Беном (очевидно, это и называется «облагораживающее женское влияние») — заводиться из-за пустяков казалось неудобным перед Нэнси. А может, просто настроение было не то...
А настроение было странное — время словно замерло в каком-то светлом мареве. Как сказано у Гёте: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Вот это ощущение «остановившегося мгновения» и владело Ником: не хотелось, чтобы что-то происходило, не хотелось думать о будущем — и вообще ничего не хотелось, только чтобы завтра все было так же, как сегодня.
Между делом он сказал Нэнси, что перевел ей на счет деньги и собирается переводить регулярно, и удивился, когда она, сдвинув брови, с запинкой сказала:
— Ник, ну зачем?.. Ты же и так много всего для меня делаешь, даришь мне... и я же зарабатываю...
Зарабатывает она... Шубка и все остальное, что он купил в тот день, стоили едва ли не больше, чем ее заработок за полгода!
— Ты моя жена! Я хочу, чтобы у тебя было все самое лучшее и чтобы ты могла себе купить все, что понравится!
Нэнси пожала плечами и не стала спорить, но морщинка еще некоторое время маячила между бровями.
Вот и пойми этих женщин — он-то думал, что она обрадуется!..
Почти всегда Ник мог определить, когда его жену что-то беспокоит, — по той самой морщинке. И как-то, в самом начале марта, стоило ей прийти с работы, он сразу обратил внимание на этот несомненный признак. Но спрашивать, демонстрируя свою проницательность, не стал — решил немного подождать.
Объяснила она сама, ночью, как всегда появившись в спальне вскоре после ухода Бена. Села на кровать и, вместо того чтобы снять быстренько халат и нырнуть под гостеприимно откинутое одеяло, задумчиво сказала:
— Ты знаешь, я хотела тебя спросить... Наш сериал заканчивается...
— И ты становишься безработной? — рассмеялся Ник.
— Да нет, меня берут, я уже договорилась, — махнула рукой Нэнси. — Там же, на студии — ассистентом режиссера. Четыре дня в неделю, но по деньгам получится столько же.
— Если сорвется, не переживай, проживем! — продолжая смеяться, посоветовал он и добавил: — Если у меня нет яхты и виллы в Майами — это еще не значит, что я бедный...
— Да нет, я не про это... Мы просто хотим устроить вечеринку по случаю окончания — и... и я хотела спросить — может быть, можно здесь?
— Где это — здесь? — в первый момент не понял Ник.
— Ну... здесь, у тебя, — смутилась Нэнси.
Первым желанием было отказать. Полный дом незнакомых людей, которые будут смотреть на него и шушукаться между собой... шум, разговоры... любопытные взгляды... он на секунду представил себе это все — и сразу стало тошно. Ну как она сама не понимает?!
Хотя что она должна понимать? Она же смотрит на все с точки зрения нормального здорового человека... И наверняка ей хочется и похвастаться нарядами, и показать, какой у нее дом, и вообще — повеселиться...
— Не у меня... у нас. — Взял ее руку, поцеловал и повторил: — У нас... Когда это будет?
— В следующую субботу... А ты правда не против?
Что Ник не был «за» — это уж точно, но согласился — терпи, а врать не хотелось, поэтому вместо ответа он спросил:
— А народу много будет?
— Человек пятнадцать... ну, еще мужья и жены. — И, неправильно поняв его взгляд (он-то рассчитывал на человек восемь — десять), она пояснила: — Это же не вся съемочная бригада будет — только мы, так сказать «мелкая сошка».
— Ну... прикинь там, что нужно купить и сделать, и скажи Бену.
— Да почти ничего не нужно! Все привезут с собой — кто что. Только лед понадобится и... сейчас тепло, так, наверное, мы на лужайке гриль поставим и будем там все жарить? И еще я миссис Фоллет попрошу торт с безе сделать, в прошлый раз всем очень понравилось. Как ты считаешь?
Господи, да какое ему дело?! Как будто он собирается там присутствовать! Нет уж, обойдутся прекрасно и без него! Лишь бы в кабинет и в мастерскую не совались!
Следующие несколько дней прошли «под знаком» вечеринки. Нэнси с Беном рылись зачем-то в чулане, бегали по десять раз в день на лужайку за дом, прикидывали вслух, хватит ли кабеля (интересно, зачем?!), и Ник видел из окна, как Бен убирал граблями сухие листья и жухлую траву.
Место и правда словно просилось для вечеринки: лужайка была защищена с трех сторон от ветра, на нее имелся выход и с кухни, и из гостиной, и через бассейн; половина ее была покрыта мраморной плиткой — как раз для танцев, — а половина — травой. Да и погода стояла на удивление теплая, прямо весенняя.
У самого же Ника, чем ближе подступало это мероприятие, тем паршивее становилось настроение. Он до сих пор не сказал Нэнси, что принимать участие в вечеринке не будет, — собирался сообщить в последний момент и не знал, как это сделать, чтобы она не обиделась. «Впрочем, — мелькала у него порой трезвая и невеселая мысль, — скорее всего, она вздохнет с облегчением: не придется стыдиться мужа-калеки...»
В четверг вечером Нэнси вернулась домой позже обычного — в двенадцатом часу. Ник уже начал было беспокоиться и собирался позвонить ей на сотовый, когда услышал, как лязгнули ворота гаража, и поехал к двери. Через минуту она вбежала в дом, веселая, возбужденная, как всегда сунулась к нему поцеловать — и Ник сразу, безошибочно почувствовал легкий запах спиртного. И впервые отозвались вдруг болью собственные слова: «...я не буду допытываться...»
Внезапно Нэнси отступила на шаг, вгляделась в его лицо — и, прежде чем он успел понять ее намерения, нагнулась и ткнулась наморщенным носом в его нос. Потерлась носом, как эскимос, и лишь после этого спросила, улыбаясь, но чуть удивленно:
— Ник, ты чего?!
— Ты поздно... (Если не скажет, в чем дело, — он не будет спрашивать... ни в коем случае не будет!..)
— Поздравь меня — мы закончили! Я думала, всего минут на пятнадцать задержусь — Мэрион Креннер, звезда наша, с барского плеча всем ящик шампанского французского кинула! И мы незаметно заболтались...