Кольцо
Шрифт:
Им с Ником в соседи достались: мистер и миссис Хенли (пара лет сорока), миссис Хенли-старшая, чья седина была вызывающе покрашена в светло-лиловый цвет, а три ряда великолепного жемчуга на шее отвлекали внимание от избытка косметики на лице, и мистер Ламберт — невысокий, часто улыбающийся человечек с большой лысиной, судя по всему, близкий друг миссис Хенли-старшей.
После обычных приветствий и представлений: «Здравствуйте, как поживаете... Очень рады знакомству... Вы впервые в наших краях?..» — все расселись на места. На подиуме появился пожилой импозантный мужчина с великолепной
— Это Брайан Ратледж — директор-распорядитель фонда. Внук того самого... — шепотом объяснил Ник.
Кивками и улыбками ответив на приветствия, Ратледж пощелкал по микрофону и, дождавшись тишины, начал вступительную речь.
Нэнси не слишком прислушивалась — ей было интереснее просто незаметно смотреть по сторонам.
— ...У вас осталось меньше часа, чтобы решить, за какой лот вы будете бороться! — закончил Ратледж. — Красочные каталоги на столах помогут вам в этом! А сейчас: приятного аппетита!
Его проводили аплодисментами — и официанты начали разносить первые блюда.
Во время обеда Хенли попробовал втянуть Ника в светскую беседу. Тот отделывался вежливыми короткими репликами, не заинтересовался ни гольфом, ни бейсболом, а на вопрос, собираются ли они с Нэнси принимать участие в торгах, ответил: «Возможно. Пара вещиц нам там приглянулась», не уточняя, о каких именно предметах идет речь. На этом разговор увял.
За десертом миссис Хенли-старшая решила внести в общение свою лепту: спросила у Нэнси, бывала ли та в Чикаго, после чего пустилась в подробный рассказ об истории бала-аукциона Ратледжа. Оказывается, она впервые посетила это мероприятие еще при президенте Эйзенхауэре, с тех пор не пропустив ни одного. И жемчуга — вот эти самые! — покойный муж купил ей именно здесь в 1958-м... нет, в 59-м году!
Монолог, разбавляемый дополнениями мистера Ламберта — тоже здешнего «старожила», — продолжался до тех пор, пока на столах не появился кофе, а на подиуме — молодой человек в белом смокинге.
Раздавшиеся аплодисменты были куда громче, чем те, которыми встретили Ратледжа.
— Это Барри Пауэлл, наш аукционист, — прокомментировала сбоку старшая миссис Хенли. — Раньше аукционы вел Трейс Мерридью — вот это, я скажу вам, мастер был!
— Ну что вы, мама! — впервые подала голос миссис Хенли-младшая. — Барри значительно лучше! Мерридью под конец плохо видел и все путал! Вы представляете, — повернулась она к Нэнси, — он как-то перепутал порядок лотов и, показывая на картину с двумя болонками, заявил: «Перед вами портрет очаровательной юной девушки»!
— Леди и джентльмены! — начал аукционист. — Наступил момент, которого все так ждали! Мы начинаем сегодняшний аукцион!!!
Он взмахнул руками, и невидимый оркестр грянул туш. Снова раздались аплодисменты. Из-за кулис появился слуга в камзоле и парике, подняв над головой, показал всем присутствующим первый предмет торгов — картину с корабликом — и положил ее на стол аукциониста.
— Итак, перед вами первый лот. Прекрасная картина...
Картина с корабликом ушла за триста двадцать тысяч долларов, понравившийся Нэнси натюрморт — за четыреста сорок.
Аукционист мгновенно реагировал на выкрикиваемые из разных концов зала цены, при этом успевал еще расписывать в красочных выражениях достоинства каждого лота, шутить и подбадривать торгующихся. Нэнси было интересно наблюдать за этим. Несколько раз она даже заключала с самой собой пари, кто из наиболее рьяно сражающихся за очередной лот победит, — но угадала всего дважды.
Миссис Хенли-старшая периодически отпускала короткие язвительные реплики, касающиеся того или иного из присутствующих в зале, казалось, она здесь знает всех. «Монти Тернер, конечно, пожмотничает и дальше ста пятидесяти не пойдет. А вот Франклин, тот до последнего будет биться — если жена на двадцать лет моложе, мужчина носом землю роет, чтобы победителем выглядеть!»
Ник по-прежнему сидел молча. Откинувшись на спинку стула и держа в руке рюмку коньяка, он смотрел в сторону подиума, но думал о чем-то своем. На столе аукциониста появлялись все новые и новые вещи. После картин пришел черед скульптур, затем ваз — следующей в каталоге шла та самая индийская шкатулка.
Лакей внес ее и показал публике.
— Перед вами — великолепнейший образец искусства индийских мастеров! — объявил аукционист. — Эту шкатулку сделали почти двести лет назад — и посмотрите, ее сохранность просто идеальная! Стартовая цена — двенадцать тысяч долларов! Кто заплатит двенадцать тысяч?!
— Двенадцать тысяч! — донеслось сбоку. — Двенадцать с половиной! — откуда-то сзади...
— Ну что? — очнулся от своих размышлений Ник и обернулся. — Давай торговаться?!
Нэнси удивленно уставилась на него. Его «купим — посмотрим» тогда показалось ей шуткой — но, похоже, он вовсе не шутил!
— Вы собираетесь купить эту шкатулку, мистер Райан? — встряла неугомонная миссис Хенли-старшая.
— Совершенно верно, — кивнул Ник.
— ...Пятнадцать тысяч мистер Олсен за восемнадцатым столиком... Пятнадцать тысяч — кто больше?! — надрывался аукционист. — Кто даст шестнадцать? Мистер Мэрфи за восьмым?! Шестнадцать тысяч!..
— А я думала, ты пошутил... — ответила наконец Нэнси.
Ник усмехнулся и махнул рукой аукционисту.
— Семнадцать тысяч — мистер Райан за четвертым столиком! — радостно воскликнул тот.
— Я вообще-то человек очень серьезный... — Усмешка на лице Ника была едва заметна, но глаза весело блестели, и выглядел он отнюдь не как серьезный человек, а как мальчишка, замысливший какую-то проказу.
— ...Восемнадцать тысяч мистер Мэрфи за восьмым! Восемнадцать!..
— Двадцать, — обернулся к подиуму Ник. — И я могу посмотреть шкатулку поближе?
Лакей в парике, держа поднос, на котором стоял «образец искусства индийских мастеров», проследовал к их столику.
Ник взял шкатулку, повертел в руках. Сказал Нэнси:
— Сзади — буйволы, — и развернул так, чтобы и ей было видно заднюю стенку; там действительно было изображено стадо буйволов.
Поставил шкатулку на поднос и кивком отпустил слугу.
— Мистер Райан предложил двадцать тысяч! — напомнил аукционист. — Кто больше? Кто даст двадцать одну? Двадцать тысяч — раз... Двадцать тысяч — два... Двадцать тысяч — три! Продано мистеру Райану за четвертым столиком!