Колдовское кружево
Шрифт:
– Ты возьмёшь, – говорила Кислица, – а потом с тебя возьмут в семь раз больше, и не люди, и не булками да пирогами.
Вскоре всё забылось, стёрлось по весне, пришли новые люди, сделали свежие срубы, наставили изб и землянок, кто–то даже начал мечтать о каменных домах, но его быстро засмеяли, мол, где же это видано, чтобы вместо досок – камень.
Теперь в городах строили много бело–красных домов, лепили из глины украшения. Так поступали богатые купцы, желавшие встретить старость в тепле и достатке. Оно и правильно, ведь каменный дом не разваливался десятилетиями. Изба Ягини держалась на ворожбе. Сруб–то был заговорённый. Кислица говорила, что древесные доски приносили духи Нави из
Ягиня вздохнула и принялась перебирать травы. Вереск и полынь наверняка понадобятся. Придётся перетолочь, сделать отвар, а остатком окурить избу, чтобы отогнать непрошенного гостя. Пусть ругается Мрак, сколько хочет. Вечно ему не нравилось отдыхать у Ягини из–за неприятных запахов, мол, за версту несло обережной защитой и полевой горечью. Теперь–то будет ругаться ещё больше. Сам виноват. Не она же заставляла его красться к молодице.
– Распоялся, – пробормотала ведьма. – Вечно всё не как у братьев.
Светоч, Месяц и Мрак скакали по всему свету, не зная снов. Боги наказали им останавливаться для отдыха только у ведьм, обитавших возле грани. Каждый из братьев мог немного отдохнуть и поесть, а потом отправляться в путь и скакать дальше. Но если багряный Светоч и бледный Месяц покорно выполняли волю богов, то Мрак вечно норовил вытворить что–то лихое, а после ускакать со злым хохотом.
– Паршивец, – фыркнула Ягиня, вспомнив дикий взгляд чёрного всадника. – Но ничего, и на тебя найду управу.
– Найди уж, хозяюшка, – зашевелился рядом Всполох. – А то спасу от него, окаянного, не будет.
3.
Запах цветов разливался повсюду и пьянил. Синие колокольчики, ландыши, лютики, нежные первоцветы разных оттенков, от жёлтого до небесного, и над этим всем склонялись, ветви весенних яблонь. Василика нежилась под солнцем, то и дело убирая с волос белые лепестки. Совсем рядом жужжали пчёлы – они тоже радовались и встречали первое тепло.
Сила Мораны растаяла, утекла с талым снегом, и на отогретой земле проросли травы, а вместе с ними – огромные ковры цветов. Сердце Василики радовалось вместе с растениями. Тёплый ветер шевелил траву, рассказывая о том, что совсем скоро начнётся жаркая пора и наступит певучее лето. Даже лесавки – и те вылезли из–за деревьев и начали выплетать венки, один другого краше. Маленький лешачонок тряхнул землисто–зелёными кудрями и подскочил к Василике, вложил ей в руки огромный травяно–жёлтый венок и отскочил, подмигнув. Она улыбнулась. Да, жители леса наконец–то приняли её за свою.
Василика села посреди поляны. Стоило ей надеть венок, как из–под земли выросли огромные чёрные лапы, схватили её и поволокли глубоко вниз. Она с криком полетела в пустоту, в стороне послышался злобный хохот. Тело затрясло, страх врезался в душу.
Неподдельный ужас вытолкнул её из кошмара. Василика осмотрела руки, потрогала лицо и, наконец, выдохнула. То был всего лишь сон. Ягиня возилась возле печи, замешивая тесто. Всполох вертелся рядом.
– Василика очнулась! – воскликнул дух.
– О, – ведьма подняла голову. – Долго же ты спала, молодица. Полтора дня в кровати пролежала.
– Что со мной было? – она погладила собственную голову. Перед глазами как будто бы стоял туман, а внутри и того хуже – тихий вихрь вертелся, переворачивая всё.
– Что, что, – буркнула Ягиня. – То же, что и со всеми ведающими случается в самом начале пути.
Шёпот алатырь–камня рассказал ей о многом. Василика широко раскрыла глаза и поняла, что видит намного больше, чем раньше.
– Есть будешь? – спросила Ягиня.
В животе заурчало, но в горло не лез даже хлеб. Василика не понимала, как можно было думать о еде, когда вокруг творилось… такое? Бурлящее пламя напоминало кипящий котелок. Это была сама Жизнь, чистый исток. И он звал её, просил прижаться к ближайшему дереву и слиться воедино, чтобы сердце Василики запело вместе с ветром и зелёными листьями, чтобы вся её душа заплясала и закипела, переливаясь на солнце, как огромный смарагд.
Василика спрыгнула с печи, вышла во двор и ахнула. Хвойный лес дышал силой и вместе с тем жаждал тепла и людской крови. Она чувствовала голод жителей Нави, холодное дыхание мавок и лешачат, слышала шипение неупокоённых духов и даже вой на далёких болотах. Травы и кроны перешёптывались между собой, рассказывая разные истории.
И как она раньше не замечала? Василика чувствовала Жизнь, смаковала её всей душой и удивлялась переливчатому пению птиц. Таких хрупких, лёгких и лишённых страха. Они не опасались Лешего, коварных русалок и неведомых чудищ. Их беспечности можно было бы позавидовать.
Ах, как захотелось заплясать, запеть, пустить по реке цветочный венок и подмигнуть какому–нибудь молодцу, обещая скорую встречу, а потом не явиться. Лес вскружил Василике голову. Ещё немного – и пустится в хоровод, обнимет зелёных лесавок и отдастся им нежити на радость. Впрочем, в детях Лешего не было огней Жизни – вместо пламени внутри мелькали землистые тени, оттого и глаза их сверкали злобно. Рождённые от нежити, лишённые пламени, они жаждали тепла и хотели пожирать его днями напролёт. Дай им несколько капель крови – и они откроют неведомые тропы, проведут сквозь зелёный полумрак, овраги и кочки к нужному месту, но никак иначе. Нечисть обожала кровь, горячую, сладкую, как только что сваренный сбитень.
Василика хмыкнула и покачала головой, а затем вернулась в избу. Не получит родня лесного хозяина сегодня доброй поживы. Да и ей ничего не надо было от мавок.
– Погадай мне, – вдруг попросила она Ягиню. – Ты ведь можешь?
– Дурное дело, – фыркнула ведьма. – Ты сейчас на распутье находишься. Там столько дорог, что и карт не хватит.
– Даже на любовь? – усмехнулась она.
– Даже на любовь, – Ягиня кивнула. – Лучше сходи в баню, попарься, а потом берись за дело, раз кушать не хочешь. Надо воды наносить и сделать несколько отваров. Рук не хватает.
Василика не стала спорить. Наверняка старая ведьма видела и знала больше. Может, и глаза её глядели по–другому, не как у людей и не как у неё самой? Она видела душу Василика и могла сказать, чего ей и впрямь не хватает. Если отправляла купаться – значит, не зря, хоть Василике не очень хотелось идти в натопленную паркую мыльню.
В предбаннике она скинула посеревшее платье и похвалила Банника, который додумался приготовить чистые одежду и полотенце. Лохматый дух захихикал и исчез. Василика улыбнулась и прошла в комнату, где стояли бочонки с тёплой водой. Неподалёку лежал травяной веник. Эх, будет славно! Что–что, а мыться ей нравилось, хоть и часто не было сил для подготовки. Если в купеческом доме обо всём заботились чернавки, то здесь приходилось таскать вёдра самой. Иногда этим занимался Домовой, но у духа находились и другие дела.