Колдовской мир (Книги 4, 5, 6, 7 цикла "Колдовской мир")
Шрифт:
— И все это великолепие для меня, — засмеялась я.
Херрел посмотрел вниз.
— Они сочли нас мертвыми и оказали нам последние почести, которых никогда не оказывали нам, когда мы были живыми.
Внезапно у меня появилось ощущение, что это тяжелое платье связывает меня с прошлым. Я отпустила руку Херрела, и мои пальцы стали быстро расстегивать застежки и развязывать завязки, пока я, наконец, смогла снять это тяжелое великолепие и осталась в коротком нижнем белье. Я бросила это великолепное платье на кровать.
Херрел взглянул на меня.
— Мы уже идем? — И его рука снова нашла мою руку.
— Куда, мой Лорд?
Он улыбнулся.
— На этот вопрос я не могу дать ответа, потому что сам не знаю его. Знаю только, что мы покидаем этот мир и других Всадников, чтобы самим искать свое счастье. Ты хочешь этого?
— Да. Ты выбрал свой путь и он будет моим путем.
Херрел снял пояс и бросил его к мечу, своему шлему и моему платью, лежащему на кровати.
— Мне эти вещи больше не понадобятся.
Херрел провел меня через длинный коридор и дверь во двор. Снаружи была ночь: светила луна и блестели звезды. Вокруг нас поднимались семь Башен. Ничто не двигалось, когда Херрел и я подошли к стойлу, в котором стояли серо-черные пятнистые лошади Всадников. Он взнуздал и вывел наружу мою кобылу и своего жеребца, и мы провели животных за собой, пока не вышли через ворота наружу.
— Кто идет?
Из-под темного навеса портала вышел Хирон,
— Да, кто идет? — ответил мой суженый. — Назови наши имена, если ты нас узнал.
Предводитель Всадников-Оборотней взглянул на нас. Он не выказал никакого удивления.
— Итак, вы нашли путь назад…
— Мы нашли его. И теперь мы прошли через другую дверь, — он указал на портал позади Хирона.
— Ты Оборотень по крови и эти Башни твой дом.
Херрел покачал головой.
— Не знаю, кто я, но я не принадлежу к вам, и Джнллан тоже не принадлежит. Поэтому мы уходим, чтобы узнать, кем являемся на самом деле.
Хирон на мгновение замолчал, потом несколько неуверенно произнес:
— Ты — один из нас…
— Нет, — Херрел во второй раз отрекся от своего родства с Всадниками-Оборотнями.
— Ты хочешь уйти к своей матери?
— Ты этого боишься? Ты, который никогда не хотел признавать себя моим отцом? — ответил Херрел. — Я же сказал тебе, мне не нужен никто из вас — ни мать, ни отец. Теперь ты позволишь нам пройти через ворота?
Хирон отошел в сторону.
— Как хотите, — голос его был так же лишен выражения, как и его лицо.
Херрел и я выехали из ворот и ни один из нас не оглянулся назад. И это были последние ворота между нашим прошлым и нашим будущим. Нас было только двое: Джиллан и Херрел. И этого было достаточно.
КРИСТАЛЛ С ГРИФОНОМ
КЕРОВАН
Родился я дважды проклятым. Во-первых, моим отцом был Ульрик, лорд Ульмдейла на севере. И о нашем роде рассказывали ужасные истории. Моим дедом был Ульм, который привел свой народ в эту северную долину, разогнал морских разбойников, основавших Ульмпорт, и ограбил одно из зданий Прежних, забрав оттуда все сокровища. Все знали, что это не простые драгоценности, так. как они светились в темноте. После этого грабежа не только Ульм, но и все те, кто был с ним в том набеге, чем-то заболели и многие из них умерли. К моменту моего рождения мой отец уже достиг среднего возраста. До моей матери у него были две жены и дети от них. Но эти дети или умирали при рождении или же покидали этот мир в раннем детстве. Это были слабые болезненные создания. Но отец поклялся матери иметь наследника и поэтому он предпочел ее своей второй жене, когда ему показалось, что он уже никогда не дождется от нее наследника. Род моей матери тоже наложил на меня проклятие. Ее звали леди Тефана, дочь Фортала из Пальтендейла, расположенного дальше на северо-западе. Когда народ наш пришел в эти края, то нас предупредили, что здесь еще остались Прежние, которые выглядят совсем не так, как наши люди. Они вступили в связь с пограничными житёлями и в результате на свет появились те, что были людьми лишь наполовину. Но мой отец страстно хотел иметь наследника. Тефана недавно овдовела и родила прекрасного ребенка, которому уже было два года. Звали его Хлимер. Мой отец не стал слушать разные слухи о кровосмешении с чужой расой и с полным уважением приветствовал леди. Насколько я знаю, она тоже желала соединиться с моим отцом, не обратив внимания на то проклятие, которое лежало на нашем семействе за похищение сокровища Прежних. Мое рождение произошло раньше срока и при странных обстоятельствах. Моя мать направлялась в святилища Гуппоры, чтобы принести свои дары и попросить сына и легкие роды. Но после дня пути у нее неожиданно начались схватки. Там не было никакого пристанища, и к тому же надвигалась буря. Поэтому ей и всей свите пришлось укрыться в том месте, которое обычно избегали все люди — в одном из тех странных и внушающих страх строений, что остались от Прежних, владевших этими долинами задолго до того, как сюда пришли люди с юга. Это строение было в прекрасном состоянии, как и все другие, созданные неизвестным народом. Казалось, что Прежние использовали заклинания, чтобы скреплять каменныё плиты между собой, и их строения не только были неподвластны времени и погоде, но и создавалось впечатление, что их покинули только вчера. Никто не мог сказать, для какой цели они служили. На их внутренних стенах виднелись изображения мужчин и женщин, точнее тех, кто выглядел, как мужчины и женщины. Роды были очень трудными, и женщины опасались за жизнь моей матери. А когда она родила, они пожалели, что я появился на свет, так как когда мать увидела меня, она вскрикнула, потеряла сознание и почти лишилась разума. И еще несколько недель после этого она была не в себе. Я был не таким, как другие дети. Мои ноги были без пальцев: они скорее напоминали копыта, маленькие, раздвоенные, покрытые роговой оболочкой, как ногти на пальцах. Над глазами наклонно располагались брови, а сами глаза имели янтарный цвет, какого никогда не было у людей. Поэтому каждый, глядя на меня, хотя я был крепче и сильнее моих несчастных братьев и сестер, родившихся до меня, знал, что на меня наложено проклятие. Но я не заболел и не умер. Напротив, я рос и становился все сильнее и сильнее. Но мать не желала видеть меня. Она заявила, что демоны подменили ее дитя еще в чреве. А когда ей приносили меня, она впадала в такое состояние, что все начинали бояться за ее рассудок. Вскоре она объявила, что у нее нет детей! Кроме Хлимера и позднее моей сестры Лизаны — прекрасной маленькой девочки без малейших отклонений от нормы. И в ней моя мать находила утешение. Что касается меня, то я не жил в Ульмдейле. Меня отослали на воспитание одному из лесников. Однако, хотя мать и отказалась от меня, отец все же навещал меня изредка, правда не представляя никому из родственников. Он дал мне имя Керован. Это имя носил известный воин нашего рода. Отец следил за тем, чтобы меня обучали владению оружием. Для этого он прислал ко мне Яго, одного из бедных дворян, который долго служил моему отцу, пока падение с горы не сделало его неспособным более выполнять свои обязанности. Яго был настоящим воином. Он являлся не только мастером военного дела, которому можно обучить любого юношу с сильным телом и острыми глазами, но и владел более тонким искусством повелевать — искусством полководца. Он был вынужден в результате увечья вести совсем иную, чем прежде, жизнь. Теперь он заставлял работать свой мозг, как раньше он заставлял работать свое сильное тело. Нередко, просыпаясь ночью, я заставал его над куском гладкой коры, на которой он вырезал ножом планы сражений и четким почерком выписывал свои соображения по вопросам ведения войны и осады крепостей. Яго путешествовал больше, чем любой другой житель нашей долины, который за всю свою жизнь отошел от места своего рождения не дальше, чем за три-четыре долины. В юности он плавал по морям с Салкарами, этими опасными морскими грабителями, и бывал в таких полулегендарных землях, как Карстен, Ализон, Эсткарп… Правда, о последней стране он говорил очень мало и становился беспокойнее, когда я приставал к нему, прося рассказать об Эсткарпе поподробнее. Все, что он мне сказал, это то, что заклинания и колдовство там так же обычны, как у нас колосья на полях, что все женщины там колдуньи и держатся отдельно от мужчин, и что каждый должен ходить там осторожно, с оглядкой и держать язык за зубами. Я всегда вспоминал Яго с теплом и любовью. Он видел во мне просто юношу, а не монстра. Когда я находился рядом с ним, то забывал, что отличаюсь от остальных людей, и был доволен жизнью. Итак, Яго учил меня искусству войны, вернее тому, что должен был знать о ней наследник. Тогда он еще не знал, что такое настоящая война, называя ею поединки между соперничающими лордами или же сражения с бандами преступников, живущих и Пустыне. Зимний голод и холод заставляли их нападать на нас, грабить амбары и пытаться захватить наши теплые дома. По оказалось, что война имеет гораздо большее значение. Это было страшное занятие и люди по горло насытились ею. Оказалось, что это не игра по заранее разработанным и тщательно соблюдаемым правилам, как игры на доске, которыми развлекались наши люди долгими зимними вечерами. Но если Яго учил меня искусству войны, то Мудрый Человек Вайемен Ривал показал мне, что существуют и другие жизненные пути. У нас всегда считалось, что только женщина может постичь искусство исцеления тела и духа. И Ривал был для своих соотечественников таким же странным, как и я. Жажда знаний у него такая же сильная, как у голодающего стремление добыть кусок хлеба. Иногда он уходил за травами, и не только в ближайшие леса, но даже в Пустыню. Возвращался оттуда с огромным мешком за плечами, которому позавидовал бы любой странствующий торговец. Он был родственником Главного Лесника и мог поэтому бродить по лесам без соблюдения каких-либо формальностей. Люди с опаской смотрели на Ривала, но когда заболевало животное или человек мучился от неизвестной болезни, то всегда просили прийти именно его. Ривал хорошо знал все травы — и те, что были известны почти всем в долине, и те, что были никому не известны. Он знал о травах все и почти каждый фермер, желающий получить приличный урожай, звал его к себе на ноле и просил совета. Но он разбирался не только в жизни растений. Животные и птицы, нуждающиеся в помощи, приходили и прилетали к нему сами, и он терпеливо лечил их, пока они не выздоравливали. Этого было вполне достаточно, чтобы все люди старались держаться от него подальше. К тому же, все хорошо знали, что он посещает места Прежних и пытается постичь их тайны, о которых наши люди старались даже не думать. Да, его боялись, но именно это и влекло меня к нему. Я был почти как все дети: хорошо слышал, что говорят обо мне без меня, слышал рассказы о моем рождении, о том проклятии, которое лежит на роде Ульма, о том, что в роде моей матери вполне возможно примешана кровь чужой расы. Доказательства и тому, и другому были заключены во мне. Мне было достаточно посмотреть в отполированный щит Яго, как в зеркало, чтобы увидеть себя. Я направился к Ривалу, внешне гордый и независимый, но испытывающий в душе странный трепет. Он стоял на коленях перед растением с длинными, острыми, тонкими листьями, похожими на копья. Ривал не смотрел на меня, когда я приближался, но заговорил со мной так, будто провел со мной в компании целое утро.
— Язык Дракона, как называют его Мудрые Женщины, — у него был мягкий и слегка вибрирующий голос. — Говорят, что он великолепно залечивает раны, как будто зализывает их языком. Посмотрим, посмотрим… Но ведь ты находишься тут не для того, чтобы разговаривать о растениях, не так ли, Керован?
— Конечно. Люди говорят, что ты знаешь о Прежних.
Он присел на пятки и взглянул мне прямо в глаза:
— Не так уж много. Мы можем смотреть, щупать, изучать… но их могущество… Мы не в силах поймать его в сеть или в западню. Можно лишь пробовать, может что и получится. Знали они очень много, намного больше, чем мы. А мы не можем даже понять, почему они отсюда ушли, когда пришел первый из наших людей — наш предок. Мы их не прогоняли, нет. Их крепости, замки, их Святилища уже были пусты. Они ушли задолго до появления людей и понять, почему это произошло, весьма сложная задача. На это можно потратить всю жизнь и не узнать даже десятой доли.
На его загорелом лице я увидел то же оживление, что и у Яго, когда он показывал хитроумный выпад мечом, или объяснял, как устроить засаду. Ривал изучающе смотрел на меня.
— Что ты ищешь у Прежних? — осведомился он.
— Знания… знания, почему я не такой, как все люди… — я замолчал. Моя гордость не позволяла сказать мне вслух то, что я слышал от других.
Ривал кивнул:
— Знания должен добиваться каждый человек, а знания о себе — тем более. Но я могу не все… Я не могу дать тебе такого знания. Идем…
Он поднялся и направился в свою хижину стелящимся шагом лесного жителя. Не задавая вопросов, я пошел за ним. Так я попал в сказочный дом Ривала. Замерев на пороге, я не мог даже двинуться, лишь смотрел на то, что находилось в доме. Я никогда не видел столько вещей, каждая из которых притягивала мой взор и каждую из которых мне хотелось рассмотреть повнимательнее. В корзинах и гнездах сидели звери и птицы, которые смотрели на меня яркими глазами. Они, казалось, чувствовали себя в безопасности и не собирались прятаться от меня. В шкафах и на полках стояли горшочки, лежали мешочки с тряпками неизвестного предназначения, мешочки с травами и кореньями, валялись осколки каких-то сооружений, собранные по всей видимости в строениях Прежних. В комнате стояли кровать и два стула, расположенные рядом с очагом. Все говорило о том, что главное ее назначение — служить складом, а не жилищем. Ривал стоял посреди комнаты, уперев руки в бедра и что-то отыскивая на полках пытливым взглядом. Я понюхал воздух. В нем была смесь тысяч запахов. Аромат трав смешивался с запахом зверей и пищи, варившейся в котелке над огнем. И это нельзя было назвать нечистым, неприятным, отвратительным запахом.
— Ты ищешь Прежних — тогда взгляни сюда! — Ривал показал на один из шкафов.
Я прошел между двумя корзинками с какими-то мохнатыми зверюшками, чтобы поближе разглядеть то, что он хотел мне показать. Здесь я увидел россыпь кусочков чего-то и две фигурки. Ривал сложил обломки и склеил их. В фигурках не хватало частей, но уже можно было разобрать, что это такое. Возможно, среди Прежних существовали подобные разнообразные живые существа, — а может, они возникали лишь в воображении скульптора — никто не мог утверждать этого наверняка. Одна из фигурок, к сожалению без головы, изображала крылатую женщину, другая — человека на вид самого обыкновенного, если не считать, что на его лбу росли витые рога. Но лицо его было благородное, как у настоящего полноправного лорда. Там же находилась фигурка кого-то с перепончатыми руками и ногами — вероятно, обитателя морских глубин. Еще была маленькая фигурка женщины с такими длинными волосами, что они закрывали ее всю, как плащ. Эти фигурки Ривал постарался расставить хотя бы частично. Чуть сбоку лежали фрагменты — голова с короной, но без носа и глаз, тонкая рука с кольцами на пальцах. И рука и кольца были сделаны из одного и того же материала, названия которого я не знал. Я не стал трогать их, а только стоял и смотрел. Во мне разгорелось страстное желание узнать побольше об этом народе. Теперь я понимал сжигающую Ривала страсть к поискам, его терпеливые попытки восстановить разбитые кусочки, чтобы воочию увидеть то, что делали Прежние… И Ривал тоже стал моим учителем. Я ходил с ним по местам, которых избегали другие люди. Мы искали, обсуждали, делали предположения, надеясь, что когда-нибудь обнаружим ключ, который откроет дверь в прошлое, или хотя бы даст возможность заглянуть туда. Мой отец посещал меня раз в месяц, и когда мне исполнилось десять лет, он впервые заговорил со мной серьезно. Мне было ясно, что его что-то гложет, когда он заговорил со мной. Но я не удивился его откровенности, так как он всегда разговаривал со мной не как с ребенком, а как с человеком, который все понимает. В этот раз он был угрюм и, вероятно, хотел поговорить со мной о чем-то важном.