Колдун
Шрифт:
– Я никому не скажу об этом, но, Агнесс… Ты же больна. Ещё вчера Лоулесс говорил, что ты не можешь вставать с постели. Мне не хотелось бы оставлять тебя одну.
– Возвращайся в дом! – закричала Агнесс, теряя терпение. – Мне не нужна твоя помощь. Я не просила тебя приходить сюда и следить за мной. Ты не был таким заботливым, когда собирался жениться на Кэрри Энн, и, если бы не сэр Альфред, уже стал бы мужем колдуньи. Возвращайся к ней! Уходи! – Агнесс отвернулась от Эдварда, закрыла лицо руками. Слёзы душили её, но она справилась с собой, и, когда Эдвард исчез за деревьями, Агнесс уже вполне спокойно
Ещё раз оглянувшись на тёмные окна Дарквилла, она развернула мелко исписанный листок. Встав так, чтобы лунный свет падал на бумагу, Агнесс прочла:
«Мисс Коэн! Вы сказали мне «нет», но, может быть, придёт время, и вы измените ваше решение. Кэрри Энн Ортон никогда не желала вам зла. В любом случае, у вас ещё есть время, чтобы обдумать ответ. Завтра я буду ждать вас у западной стены замка в это же время. Если вы ответите «да», мы вместе обдумаем план её спасения. Если же – «нет», то, обещаю, я больше не потревожу вас.
Дж. Хантер. »
– Я приду, – сказала Агнесс вслух, как будто Хантер был здесь и мог услышать её. – Но как мне быть с этой запиской? Если сэр Альфред её прочтёт… – она не договорила и быстрым движением разорвала письмо пополам, потом – ещё раз и хотела было бросить обрывки в траву, но передумала и снова сложила их в карман своего платья.
– Нет, нет, – еле слышно прошептала она, – нельзя оставлять их здесь. Письмо Хантера нужно сжечь, и как можно скорее. Но как мне сделать это, чтобы никто ничего не узнал?..
Задумавшись, Агнесс не заметила, как дошла до дверей своей спальни. Нэнси по-прежнему спала; свет не горел, и, довольная, что всё обошлось благополучно, она разделась и легла, задёрнув полог кровати. Но Агнесс не спала. Она лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к ночной тишине…
Кажется, прошёл час, и из полуоткрытого окна повеяло предрассветной прохладой; но до утра было ещё далеко. По-прежнему лёжа в постели, Агнесс слышала, как Нэнси, проснувшись, вошла в её комнату, чтобы узнать, не нужно ли чего её хозяйке.
Приподнявшись на высоких подушках, Агнесс откинула полог и негромко позвала:
– Нэн!..
Та обернулась, ожидая, что она скажет.
– Мне холодно; растопи камин. Ты видишь, я вся дрожу.
Не мешкая, Нэнси принялась за работу. Когда в камине запылал огонь, и красные языки пламени озарили тёмную комнату, Агнесс сказала:
– Хорошо… Кажется, теперь я смогу согреться. Но мне хочется пить; принеси холодной воды.
В графине, стоявшем на столике у кровати, уже была вода, но, вернувшись после встречи с Хантером, Агнесс выплеснула её, чтобы потом у неё был повод отослать Нэнси.
Как только служанка вышла, и в глубине коридора замерли её шаги, девушка поднялась с постели и села перед камином. В последний раз взглянув на четыре клочка бумаги, оставшиеся от записки Хантера, она бросила их в огонь и смотрела, как пламя пожирает написанные им строчки. Красноватые отсветы падали на её лицо, на белый кружевной пеньюар. Агнесс сидела неподвижно, по-прежнему глядя в огонь. Скоро должна была вернуться Нэнси, и тогда она снова ляжет в постель, чтобы сэр Альфред и Лоулесс думали, что она умирает. Но Агнесс уже не была больна. Лекарство, приготовленное Хантером, оказалось сильнее яда, который она принимала несколько месяцев по предписанию Лоулесса. Колдовство победило науку. Ибо в те времена, о которых сейчас идёт речь, колдуны ещё были сильны, и странные знания, передаваемые ими из поколения в поколение, они хранили в глубокой тайне. Орден Вечного Мрака был едва ли не самым древним из колдовских орденов, и Хантер хорошо знал своё дело. Агнесс осталась жива, не смотря на все старания Лоулесса. Чёрная книга, лежавшая в хижине колдуна, сослужила ему свою службу…
Над замком Дарквилл уже забрезжил рассвет, когда Агнесс наконец уснула в своей постели. Огонь в камине давно погас, и только горстка серого пепла, оставшаяся от записки Хантера, напоминала о том, что произошло этой ночью. В замке была тишина; слуги ещё не проснулись, и из коридора сюда не доносился ни один звук. Казалось, ничто не нарушало покоя, но вот тяжёлая дверь, ведущая в комнату, приоткрылась, и высокая, тёмная фигура лорда Брэкли возникла на пороге спальни.
Сэр Альфред вошёл и осмотрелся. Девушка спала, уронив голову на подушки. Хрустальный графин, наполненный прохладной водой, стоял на низком столике у кровати. Рядом с ним лежали лекарства, приготовленные Лоулессом.
Быстрым движением сэр Альфред вытащил пузырёк с ядом и опрокинул его в графин. Подождав несколько минут, он подошёл к постели и долго смотрел на спящую. Она не пошевелилась. «Вот и всё, Агнесс, – еле слышно произнёс он. – Наконец пришёл и твой час. Твоя болезнь слишком затянулась. Настало время положить этому конец.»
Всё ещё продолжая говорить, сэр Альфред ещё раз обошёл комнату и снова вернулся к графину. Наклонившись над столиком, он внимательно рассматривал его на свет. Но эта предосторожность была излишней. Вода осталась прозрачной и чистой, как будто в ней не было ни капли яда. Теперь она сверкала ещё ярче, а хрустальные стенки графина переливались ещё сильнее. Жёлтые лучи света, проходя сквозь неё, отбрасывали на потолок и на стены радужные отблески. Если бы сэр Альфред не знал о том, что вода отравлена, он ни за что не поверил бы, что даже один глоток этой прохладной влаги таит в себе смерть.
Трудно передать ту мрачную радость, которая отразилась на его лице. Даже в гневе он был не так страшен. То была радость убийцы, и огонь, вспыхнувший в его чёрных глазах, был похож на пламя безумия. Он победил. Агнесс должна была умереть. «Завтра, – думал лорд Брэкли, – она выпьет яд, и её наследство будет уже у меня в руках…» Сэр Альфред не мог дождаться этого часа. Но чем больше он думал об этом, тем яснее ему вспоминалась другая победа. Дочь Ортона, колдунья и самозванка, больше не встанет у него на пути… Конечно, и с самого начала ему было уже известно, каким будет приговор. Однако сейчас его охватило странное чувство, – как будто время повернуло назад, совсем как в тот день, когда он получил известие о смерти Ортона.