Колен Лантье
Шрифт:
– Щенок ты этакий, – орал Жан Купри вне себя от гнева, – у мессира прево есть дела и поважнее. Станет он выслушивать твоего крестьянина!
Чуткое ухо Марселя уловило глухой удар. Заинтересовавшись происходящим, он подошёл к окну.
Прево сразу узнал мужчину и мальчика, которых заметил на мосту. Но то, что он увидел, было столь неожиданным, что, несмотря на свою озабоченность, он невольно расхохотался. Затянутый в латы толстый Жан Купри барахтался на земле, как перевёрнутый на спину майский жук.
– Чёрт возьми, ну и хватка у молодого парня! – пробормотал прево.
Крестьянин в кожаной безрукавке пытался вырваться из рук четырёх или пяти стражников, вцепившихся в него, а подросток, задрав голову и глядя в окна, надрываясь кричал изо всех сил:
– Мессир Этьен! Мессир Этьен!
– Что тебе нужно? – высунувшись в окно, спросил прево.
– Слава богу, что вы услышали меня, мессир! Примите нас немедленно! Нам нужно сейчас же с вами поговорить. Одри пришёл с берегов Уазы, чтобы рассказать вам о мытарствах бедного люда, а я, кажется, только что убил в церкви Святого Северина капитана королевской стражи.
Этьен Марсель решил, что ослышался, но, так или иначе, разговор не мог продолжаться в подобных условиях.
– Эй вы там, прекратите драку! Слышите, что вам говорят, чёрт возьми!
Прево пришлось повторить приказание, так как разгорячённые противники не переставали осыпать друг друга ударами. Из окон уже выглядывали любопытные, и тут вступил в свои права пылкий нрав парижан. Отовсюду доносились крики, подстрекавшие то одну, то другую сторону.
– А теперь, Купри, проводи ко мне этих двух молодцов, которые столь странным образом добиваются аудиенции!
* * *
Этьен Марсель указал им на скамью, стоявшую напротив его пульта. Колен никогда ещё не видел прево так близко.
– Ты сын мастера Лантье, живописца вывесок? Объясни мне, почему ты поднял такой шум под моими окнами?
– Мессир, – начал Колен, – моего товарища прислали к вам рибекурские крестьяне. Важнее будет выслушать его, чем меня.
Но Этьен Марсель резким жестом прервал его:
– Я потом внимательно выслушаю и твоего товарища, но сначала рассказывай ты. Если у тебя важное сообщение, изложи всё по порядку.
Колен точно передал всё, что произошло с того времени, как он впервые встретился с Одри в церкви Святого Северина. На трагической сцене, которая разыгралась недавно внутри храма, он остановился более подробно.
– Мессир прево, мне будет очень горько, если я окажусь виновником смерти Готье Маллере, но я не мог поступить иначе.
Этьен Марсель позвонил в колокольчик, и немедленно вошёл сержант Купри, которому полагалось всегда стоять у дверей.
– Возьми с собой ещё двоих, и как можно скорее бегите в церковь Святого Северина. Там вы найдёте человека, который, может быть, уже мёртв. Осторожно перенесите его в соседний дом и предупредите моего лекаря.
Сержант поспешно удалился.
– А теперь твоя очередь, – сказал он Одри. – Значит, ты пришёл с берегов Уазы для того, чтобы повидаться со мной?
Бунтарь откашлялся. Близость прево приводила его в большее смущение, чем целый отряд лучников.
– Так вот, монсеньёр! Крестьяне Рибекура стонут от тяжких повинностей. Сеньор отнял у них зерно и солому, последнюю свинью и курицу. Всё, что остаётся, грабят и жгут англичане, а отряды дофина выезжают из Компьена ловить коров, которых бедный Жак пытается спрятать в лесу. И так повсюду, монсеньёр, от Бургундии до Соммы. Порой крестьяне подставляют спину, а иногда и показывают кулак. Жители Рибекура собрались в лесу на совет, а потом сказали мне: «Ступай в Париж, Одри, постарайся увидеть Этьена Марселя. Нужно умолять его, чтобы он помог нам освободиться». Все крестьяне с Уазы примкнут к вашим войскам, монсеньёр.
Тонкий палец прево нервно постукивал по пульту.
– А дофину известно, чем недовольны и чего хотят люди с Уазы? – спросил он.
– Двору в Компьене безразлично, о чём думает народ. Однако слуги дофина встревожились, узнав от какого-то предателя, что я отправился в Париж. Они даже пытались меня убить. Советники дофина не хотят, чтобы в Париже узнали, что происходит на берегах Уазы.
Этьена Марселя глубоко взволновали слова Одри. Ведь и он, правитель самого большого города в королевстве, не знал, что творится за стенами Парижа. Как все люди, облечённые в то время властью, он проявлял глубочайшее презрение ко всему, что касалось интересов деревни, и крепостные, рывшиеся в земле, значили для него меньше, чем домашний скот. Однако, как опытный политик, он понимал, что дофина не очень обрадуют волнения в самых богатых провинциях Франции. Об этом стоило подумать.
– Мы скоро продолжим наш разговор, – сказал он Одри, – а пока вам обоим безопаснее остаться в ратуше. Питаться вы будете вместе со стражей.
– Мне бы хотелось предупредить моего отца, мессир…
– Я распоряжусь об этом. И моли бога, чтобы Готье Маллере был жив, иначе епископский суд велит мне выслать тебя из Парижа. – Его худая рука на мгновение задержалась на плече мальчика. – Но мы уладим это дело, как и многие другие. Даю тебе слово, что Готье Маклере не скоро придёт охота устраивать заговоры против парижского народа.
Глава девятая
Готье Маллере не умер. Его душа крепко сидела в могучем теле. Менее чем через неделю он уже был на ногах. Живой, но пленённый. В тюрьме Пти-Шатле ему учинили допрос в присутствии Этьена Марселя. Капитан королевской стражи мужественно перенёс пытку. Он только отчаянно ругался, когда палач забивал деревянные клинья между его зажатыми в колодки коленями и во все стороны летели брызги крови.
– Кто твои соучастники? – настаивал прево. – Назови их, и я тебя отпущу.
Мессир Готье извивался в путах, но отказывался отвечать. Казалось, физическая боль не властна над этим великаном. После трёхчасовой пытки он назвал имя Перрена Рыжего, но прево не интересовала такая мелкая сошка. Всё же он отдал приказ арестовать Перрена и бросить в какую-нибудь тюрьму. Но Рыжего нигде не могли найти, словно он сквозь землю провалился. Подозревали, что, пронюхав об аресте начальника, он присоединился в Понтуазе к войскам Карла Наваррского.
– Кто из людей дофина укрывается в Париже? – допытывался прево с упорством, не уступавшим упрямству арестованного.