Колесо года
Шрифт:
В какой-то момент звон посуды стих. Анфиса поднялась в кабинет и застыла в дверях, вперив в меня больной, измученный взгляд заплаканных глаз. Её искусанные губы безвольно шевелились. Сейчас она не казалось мне ни красивой, ни трогательной. Я чувствовал брезгливость, как при виде сбитого на дороге зверька.
Жена что-то сказала, но я не разобрал слов из-за рёва музыки: как раз начиналась барабанная партия. Тогда Анфиса подошла ко мне, выдернула наушник и внятно сказала:
— Какое же ты чудовище.
— Чего же тогда живёшь со мной?
Губы жены задрожали.
— Какая я дура! — Анфиса схватила тяжёлое пресс-папье и запустила им по часам на стене, но промазала.
А вот это мне уже не понравилось. Обычно жена помнила правило: мой стол неприкосновенен.
— Прекращай! — рявкнул я, поднимаясь с кресла.
Было поздно. Анфиса как раз схватила верхний кубик, одним неловким движением нарушив равновесие всей конструкции, и швырнула его следом за пресс-папье. Заметив моё выражение лица, она захохотала. Клянусь, захохотала! Ей понравился мой ужас. Тогда она смахнула остатки башни на пол, не сводя с меня безумного взгляда.
— Что ты наделала?!
Я схватил Анфису за плечи и оттолкнул. Всего лишь оттолкнул. В ярости она могла быть опасна, и потом, она только что разрушила мою жизнь, даже не задумавшись. Имел же я право на злость?
Наверное, я не рассчитал силы. В этом я могу быть виноват, признаю, но только в этом! Жена упала, ударившись виском об угол стола, как-то коротко по-чаячьи вскрикнула и замолчала.
— А ну вставай! — заорал я.
Анфиса не встала. Она лежала на спине, странно запрокинув голову и выбросив правую руку, точно тянулась ко мне. Я видел по-лебединому изогнувшееся белое горло с синей жилкой, широко распахнутые глаза, ранку над бровью, но всё это казалось мне отдельными кадрами из полицейской съемки. Из разрозненных деталей никак не собиралась моя жена, моя Анфиса, моя девочка с фигурой модели и взглядом дикого зверька.
Я склонился к безвольному телу и положил руку на тёплое горло. Фиса не дышала.
* * *
Дядя всё исправит.
Я не помню, в какой момент эта мысль пришла мне в голову, но случилось это не сразу. Сначала я налил себе бокал виски и выпил залпом. В груди стало горячо. Анфиса, безнадёжно мёртвая, лежала на полу у моих ног. Вокруг в беспорядке валялись разноцветные кубики. Какое-то время я слепо смотрел, как бежит по циферблату настенных часов секундная стрелка, отделяя нормальное «недавно» от безумного «сейчас».
И тут меня осенило. Дядя! Мой любимый родственник, ангел-хранитель, подаривший мне когда-то волшебные кубики и запас удачи. Он всё исправит. Соберёт башню заново, оживит Анфису, починит мою жизнь. Нужно только поторопиться, пока часы не пробили двенадцать. Так всегда бывает в сказках: если развеять злые чары до полуночи, мир вернётся на круги своя. Наверняка всё ещё обратимо!
Трясущимися
После шестого пропущенного звонка я убрал телефон и стал торопливо одеваться. Я знал, где живёт дядя: до его дома было меньше часа езды. Подобрав кубики с пола, я попытался починить башню, но не смог. Я забыл, в какой последовательности идут цвета, хотя видел их каждый день. Что за чертовщина? Тогда я решил взять кубики с собой и распихал их по карманам. Они показались мне тяжелыми, будто камни.
С сомнением я посмотрел на неподвижное тело Анфисы. Оставить её здесь я не посмел. Что, если дяде потребуется видеть её или держать за руку для ритуала?
Я принёс из прихожей сапоги на тонком каблучке и натянул их на бессильные ноги жены. Это было не проще, чем обуть бесформенный кусок мороженого мяса. Я закутал Анфису в куртку, натянул ей на голову капюшон и взял на руки, как спящую.
— Ой, девушке плохо? — закудахтала вахтерша, когда я вынес жену из лифта. — Вам помощь не нужна?
— Всё в порядке, — я выдавил из себя улыбку, больше похожую на оскал. — Она просто перепила.
Холодный подбородок Анфисы утыкался мне в плечо. Когда я спускался по ступенькам, её зубы тихонько постукивали друг о друга. Клац-клац-клац. От непривычной для меня нагрузки заныла нога, так неудачно сломанная когда-то.
Я вынес тело жены на улицу, посадил в машину на пассажирское сидение и пристегнул ремень безопасности. Так будет проще, чем упаковывать труп в багажник, рискуя попасться на глаза внимательным соседским бабушкам. В сумраке казалось, что Анфиса просто спит. Я сел за руль.
Погода была дрянная — беспросветный, чёрный ноябрь. Третий день шёл снег, дороги завалило. Я гнал, как сумасшедший, как если бы от этого зависела моя жизнь. Впрочем, она и зависела. Завидев впереди пробку, я свернул и поехал другим путём. Белые хлопья летели в лобовое стекло, дворники не успевали сметать их. Я мчался по ночному городу почти вслепую и понимал, где находятся другие автомобили, только по свету фар, гудению вслед и отборной брани. В зеркале заднего вида отражалось бледное лицо Анфисы с заострившимися чертами. Из-за игры света и тени мне казалось, что жена пристально на меня смотрит.
Я спешил. Мне страстно хотелось одного: всё исправить, отменить уже совершенное. Но, кажется, сам мир в тот вечер оказался против меня. Одну дорогу перекрыли из-за аварии. На второй шли ремонтные работы. Хвост пробки на третьей тянулся через весь город. Я петлял какими-то закоулками, даже не глядя на стрелку спидометра, когда меня остановили на посту ДПС.
Мне отчего-то взбрело в голову, что про моё преступление знает уже весь мир, а значит, бежать бесполезно. Я покорно свернул на обочину, положил руки на руль и стал ждать ареста.