Колесо племени майя
Шрифт:
Слова порхали, трепетали, как колибри над цветком распустившейся орхидеи. И в конце каждого – приподнятый вздох, будто оно, взмахнув крыльями, улетает. Произнесено, и нет его, улетело. А на смену припорхнуло, щебеча, другое.
Ну, уж коли разговор о птицах, так надо помянуть, что Гереро научился сбивать их на лету, не портя драгоценных перьев. Для этого майя насаживали на стрелу твердый гриб, и птица падала на землю оглушенная.
Кроме того, узнал, как поймать дикую свинью и броненосца, как выследить красного оленя и тапира, что делать,
Но кое-какие советы и Рыжебородый давал воинам майя. Показал, как управлять парусами на пирогах, когда идешь против ветра или течения, как плавать морскими саженками, вязать особенно крепкие узлы на веревках и весело танцевать качучу и сарабанду. Сплел из волокон кактуса агавы прочную сеть и поставил в озере. Майя глазам не поверили, увидев, сколько попалось рыбы.
Впрочем, на свой манер они ловили не многим меньше. Перегораживали речку или ручей плотиной и бросали в воду дурманные травы, отчего рыба, засыпая, всплывала на поверхность – только собирай.
Гереро решил удивить их еще больше и смастерил повозку на двух колесах из деревянных чурбачков. Она катилась вполне прилично, хоть и вразвалку, с подскоками.
Однако на жителей города Тайясаля не произвела впечатления. Как будто они увидели что-то знакомое, отчего давно отказались за ненадобностью. Так ребенок, повзрослев, отворачивается от старых игрушек.
В хозяйстве майя не было колеса. Зато в их воображении крутились колеса – небесные и временные, исчисляющие жизнь одного человека, поколений, целых народов и всей нашей Земли.
Вскоре Рыжебородый стал своим человеком на озере Петен-Ица. Расхаживал по городу в белой рубахе с красным узором, вышитым на рукавах, и в коротких, но широких, вроде юбки, штанах-маштле.
У него завелись кое-какие деньги, то есть бобы какао. На городском рынке за десять бобов можно было купить кролика, а за сотню – раба из пленных или сироту, без роду и племени.
Гереро приглянулась старшая дочь ахава Канека. Конечно, на нее никаких бобов не хватило бы.
Но Гереро начал оказывать ей знаки внимания – ухаживал, как мог. Подарил ожерелье из раковин. Потом дюжину красивейших перьев какой-то сказочной птицы, оказавшейся, как выяснилось, петухом местной породы. И вскоре через Эцнаба попросил ее руки и сердца. Неизвестно, какие слова отыскал жрец, но Канек согласился, и Рыжебородый женился на девушке по имени Пильи.
Она была так же нежна и ласкова, как звук ее имени.
Голова в дощечках
Эцнаб
А в 4628 туне Пятого солнца, или в 1514 году от рождества Христова, у Гереро и его жены-принцессы родился сын. Настолько, видно, была сильна папина подсолнечная кровь, что он появился на свет таким же светлым и рыжим. Его так и назвали Шель, что на языке майя означает Белый.
В землю зарыли золу из очага и несколько стрел, чтобы мальчик стал хорошим воином. Жрец
– Лучшее лекарство от неожиданных болезней! – объяснил он Гереро.
Пильи с младенцем очистили паром и пахучими травами в бане.
А затем они целых два месяца-виналя, то есть сорок дней, провели в уединении. Лишь служанка ухаживала за ними, крепко пеленая Шеля, связывая по рукам и ногам, чтобы душа не сбежала.
Пильи млела от восторга, глядя на голубоглазого рыжего мальчика. Он был так похож на отца, словно появился на свет совсем без ее участия.
– Мой голубок, – говорила она, – мой попугайчик, мой совенок, мое солнце…
И эти слова звучали так складно, нараспев, как самая нежная колыбельная.
А когда они вышли к людям, Шелю подарили золотое солнце с пятью изогнутыми лучами, серебряных попугая, голубя и сову, которые остались при нем на всю жизнь. Стоило только поглядеть на них, как сразу обволакивал сладкий, безмятежный сон.
Наступило время Шипе-Тотека – бога весны. Цвели, как сумасшедшие, миндальные и кофейные, манговые и мандариновые, лимонные и апельсиновые деревья, смоковница и папайя, палевые и розовые мимозы, воздушно-лиловые хаккаранды, красные колорины и пурпурные бугамбилии.
Как раз закончилось полукружие в пятьдесят два года длиной, то есть полвека майя, и все обновлялось.
В городе били старую посуду. Крушили древних идолов, чтобы воздвигнуть новых. Перестраивали обветшавшие дома, пирамиды и храмы. Вырывали язычки колокольчикам, отзвеневшим свой срок. Гасили огонь в очагах, а ровно в полночь, встретив созвездие Плеяд на небе, опять возжигали. И жизнь сызнова грела и потихоньку дымилась, двигаясь вперед. Всем казалось, что как-то иначе, чем прежде. Скорее всего, лучше.
А коли так, не обойтись без праздника с музыкой! На городской площади нежно звучали флейты-чиримии, бамбуковые ксилофоны и бубенцы. Барабаны из черепашьих панцирей напоминали о неизбежных грозах. А двадцать воинов в масках орлов и ягуаров пели хором, подражая звукам сельвы.
Под этот торжественный гимн податливую еще голову Шеля стягивали со лба и с затылка дощечками красного дерева. Жрец Эцнаб следил, чтобы прикрутили их, как следует, наилучшим образом.
Гереро ужаснулся, не понимая, что происходит. Ему так нравилась круглая, будто маленький кокос, головка сына.
– Не позволю! – воскликнул он.
Однако Эцнаб, постучав себя по расплющенному лбу, успокоил.
– В таком виде, клянусь, голова думает намного лучше.
– Эх, знать бы раньше, – притворно вздохнул Гереро. – Теперь-то мне вряд ли чего поможет.
– Ну, большинство вполне обходятся тем, что получили от природы, – улыбнулся Эцнаб. – Хотя на их головах не удержится колпак жреца или высокая корона правителя!
По гадательному календарю, определяющему судьбу человека, он вычислял, с каким животным связана жизнь Шеля.