Колесо в колесе
Шрифт:
— Куда?
— Потом узнаете. Пока лучше ложитесь-ка да поспите. Утром жизнь будет выглядеть повеселее.
Младший усомнился, однако согласно кивнул. Когда Хебер ушел, он улегся на матрас, заложил руки за голову, решив не засыпать до его возвращения. И провалился в сон через пару минут.
Кто-то его встряхнул, и он открыл глаза. Утреннее солнце, сменив окраску с оранжевой на желтую, заливало контору через окно.
— Проснитесь! — потребовал Хебер. — Репортер из столицы хочет с вами встретиться.
Младший рывком сел на подстилке:
— Репортер?
— Угу, — кивнул градоначальник. — Прямо взвился, когда я рассказал о случившемся. Кажется, чует громкий скандал. Просит немедленной встречи.
— Проклятье! — проворчал Младший, протирая глаза и поднимаясь на ноги. — Зачем вы это сделали? Сначала меня надо было спросить.
— А что? Я думал, вы обрадуетесь.
— Репортеру? Нет. От них одни неприятности.
— К сожалению, у нас уже полно неприятностей, — серьезно заметил Хебер. — Беглый взгляд в зеркало напомнит вам об этом.
Младший осторожно коснулся распухшей почерневшей левой щеки, а собеседник продолжал:
— Возможно, известие, что за происходящим в городе следят журналисты, предупредит повторение вчерашних событий.
Младший минуту подумал, потом пожал плечами:
— Может быть, вы и правы, хоть я сомневаюсь. Где он?
— За дверью. Пойдемте.
Выйдя из офиса, Младший увидел плотно сбитого мужчину в ярком фасонном, пошитом по мерке костюме, ошеломляюще неуместном в Данциге. Заметив его, репортер мигом выхватил и наставил записывающее устройство, далеко вытянув руку. Младший вдруг догадался, что выглядит адски — непричесанный, с неумытым, небритым лицом в синяках, в измятой после сна одежде.
— Мистер Финч? — затараторил репортер. — Я — Кевин Лютт из Джи-ви-эс. Если не возражаете, у меня к вам пара вопросов.
— Пожалуйста, — согласился Младший с плохо скрытым равнодушием. — Каких именно?
— Ну, во-первых, хотелось бы взглянуть на сожженный грузовик.
Младший пожал плечами:
— Пойдемте со мной, — и оглянулся на Хебера. — Попозже здесь встретимся.
Шагая вперед, пока репортер снимал место действия, Младший чувствовал себя неуютно. Не хочется, чтобы кто-нибудь любопытствовал и расспрашивал о его отношениях с ванеками. Это исключительно его личное дело, которое никого не касается, хотя Хебер, видно, считает, что интервью пойдет на пользу… В любом случае хуже быть не может.
Вернувшись к обугленным останкам грузовика, Младший отступил назад, глядя, как репортер готовит сцену для интервью. Тот снял погибший грузовик, наставил аппарат на Младшего.
— Как вы себя чувствуете, мистер Финч, едва спасшись от гибели? — начал журналист.
— Ничего подобного. Перед поджогом меня оттащили подальше от грузовика. Убивать никто не собирался, хотели лишь слегка припугнуть.
Лютт испробовал другую тактику:
— Зачем вы вообще ввязались в это дело? Младший только пожал плечами и ответил:
— Колесо в колесе.
Журналист ему не понравился, с каждой минутой все меньше и меньше хотелось ему помогать. Огромный внешний мир грозит вторгнуться в Данцер и уничтожить маленький городок. Во всем будет виноват он.
— Вам известно о предложенном в столице законе, непосредственно направленном
— Что-то слышал.
— Почему тогда вы считаете необходимым рисковать своей жизнью ради того, что вскоре вместо вас обеспечат законы?
— Во-первых, мистер Лютт, разрешите напомнить, что жизнь моя не подвергалась и, по всей вероятности, впредь не подвергнется ни малейшей опасности. Что касается заданного вопроса, я никогда не рассчитываю, что какие-нибудь законы что-нибудь обеспечат вместо меня. Фактически они должны работать для меня.
Лютт пропустил замечание мимо ушей.
— Вы вступили в борьбу с жестоким фанатичным городом, мистер Финч, что подтверждают события прошлой ночи. Неужели совсем не боитесь?
Младший чуть не вышел из себя. Хеберу вместе с прочими трудней было бы справиться с Люттом в журналистском угаре, чем с братьями Неймер.
— Катись отсюда! — рявкнул Младший, повернулся и направился к городу, но заметил что-то краем глаза.
Навстречу медленно двигалась процессия ванеков. Он стоял на месте, следя за ее приближением, заметив, что Лютт сменил позицию, высоко подняв камеру. Вся компания выстроилась в полукрут перед Младшим, главный старейшина вышел вперед, подняв руку. Сорок с лишним ванеков отвесили одновременный поклон и застыли в нем, а старейшина протянул Младшему чашку для сбора милостыни и резное детальное изображение фруктового дерева Джебинозы в полном цвету.
— Дома никто не поверит, — пропыхтел задохнувшийся Лютт, снимая сцену в разных ракурсах.
— Немедленно прекратите! — заорал Младший на ванеков.
— Бендрет, — заговорил старейшина, — мы лишь хотим отдать тебе долг чести. Ты пострадал из-за нас. Такого никогда не бывало…
— И теперь ничего не вышло, — оборвал его Младший. — Весь смысл этой маленькой кампании заключался в том, чтобы вы обрели уверенность в себе и потребовали от других уважения к своему собственному достоинству. И что? Я оглядываюсь и вижу, как вы лебезите и кланяетесь! Прекратите сейчас же и встаньте!
— Ты не понимаешь, бендрет, — начал было старейшина.
— Думаю, что понимаю, — тихо проговорил Младший, — и дары ваши буду ценить до конца жизни, но давайте пока позабудем о благодарностях и тому подобном. Главная наша забота в данный момент — найти грузовик на замену. Только продержитесь, пока не раздобудем транспорт. Одалживайтесь друг у друга, делитесь едой, любой ценой следуйте плану, ждите от меня сообщения.
Старейшина кивнул и собрался отвесить поклон, но вовремя спохватился.
— Хорошо, бендрет, — сказал он.
— И никому не кланяйтесь — никогда. Младший, быстро махнув рукой, пошел в город.
Лютт засеменил за ним следом.
— Мистер Финч, вы только что сделали меня знаменитым. Если не получу за эту запись журналистскую премию, то никто ее не получит. Никогда не сумею вас отблагодарить.
Младший прибавил шагу, не глядя на него. Простая искренняя благодарность ванеков во время торжественной демонстрации тронула его сильнее, чем он смел признаться, быстро шагая к городу с чашкой и статуэткой в руках, с полными слез глазами.