Колизей. «Идущие на смерть»
Шрифт:
Еще до рассвета над девушками начали колдовать приглашенные цирюльники. Башмачники раздавали привезенную обувь, а портные, портя глаза у слабого света масляных светильников, спешно делали последние стежки на роскошных туниках, за которые ланиста отдал немалые деньги. Среди всего этого хаоса, поминутно возникавших ссор, полуголых тел и возбужденного хихиканья, совсем потерялся несчастный Нарцисс. В ажиотаже сборов никто не слушал его команд, и он еле сдерживался, чтобы не послать всех в Аид. Но все плохое, равно как и хорошее, когда-нибудь заканчивается, и, когда его нервы были уже на пределе, выяснилось, что «курицы», наконец, готовы
Стоя в тенечке, ланиста с удовольствием оглядел ровную шеренгу своих охотниц, вспоминая, каким дрожащим стадом они были несколько месяцев назад. Теперь же перед ним вытянулись не жалкие рабыни, боящиеся собственной тени, а крепкие девушки в роскошных одеждах, которым могли бы позавидовать многие римлянки. Довольно хрюкнув, он махнул рукой, давая сигнал к отбытию. Прозвучала отрывистая команда Нарцисса, и строй, сделав поворот направо, двинулся к школьным воротам, где девушкам, вопреки заведенному порядку, отсалютовала охрана.
Когда воспитанницы «Звериной школы» в сопровождении Нарцисса и Фламма прибыли на место сбора, там уже стояла пестрая толпа мужчин в полной гладиаторской экипировке, но, разумеется, без оружия.
Появление очаровательных венатрисс, слухи о которых носили полумифический характер, было встречено такими криками восторга, что девушки растерялись, не зная, что делать. Пришлось Фламму рявкнуть на своих подопечных, и бедные охотницы, словно стайка напуганных газелей, поспешили занять отведенное им место в конце процессии, которая спустя несколько минут тронулась к Амфитеатру Флавиев под рев духовых инструментов сопровождавшего ее оркестра.
Чем ближе к центру города, тем больше сбегалось зрителей, пока отрядам городской стражи не пришлось огородить середину улиц, чтобы дать проход красочной колонне. Впереди выступал эдитор Гней Рутиллий в сопровождении почетной охраны из ликторов. За ним гарцевали на белых конях четверо эквитов в туниках с характерными полосами, далее шли пешие гладиаторы – полуобнаженные ретиарии с наплечниками-галерами; тяжеловооруженные секуторы и мирмиллоны, различающиеся формой шлема; блестели на солнце кольчужные доспехи арбеласов и нагрудные металлические пластины провокаторов; экипированные, как греческая пехота, гопломахи беззлобно задирались к своим «альтер эго» – фракийцам, которым вместо копья и прямого меча предлагалось орудовать на арене кривым кинжалом – сикой; и, наконец, эсседарии, правда, без своих колесниц. Замыкали шествие венаторы и венатриссы, выступавшие в менее престижное утреннее время.
Владельцы школ гладиаторов не пожалели денег на экипировку бойцов, и вся эта масса крепких мужчин и женщин поражала зевак блеском доспехов, красотой плащей с эмблемами школ и роскошными уборами.
При появлении процессии экзальтированные римляне, заранее занявшие места на тротуаре и крышах домов, начинали истошно орать, приветствуя любимцев, под ноги которым летели букеты цветов.
Когда же в поле зрения толпы попадали венатриссы, накал страстей сразу поднимался еще на несколько градусов, переходя в неистовство. Сдержанные римляне вопили, размахивали руками и пытались прорвать цепь стражников. И было с чего! Девушки выглядели воистину роскошно: Федрина не поскупился на экипировку своих охотниц (равно как и на поиск самых злющих собак во всей Британии), и их короткие туники, перехваченные золочеными поясами, тонкие суконные плащи со школьной эмблемой и изящные башмачки приводили мужскую часть населения Рима в неописуемый восторг.
«Изюминкой» парада стали костюмы Свами, Виданы и Ахиллы. На темно-коричневой коже нубийки блестели золотые украшения, белое платье с красной вышивкой по глубокому вырезу и подолу подчеркивало ее экзотическую красоту. По сторонам африканской красавицы, точно легионные знаменосцы, шли девушки, чьи плечи украшали шкуры волков, морды которых покоились на гордо поднятых головах красавиц.
Слушая восторженные крики всегда сдержанных римлян, Фламм криво ухмыльнулся: знал бы кто-нибудь, какой скандал потряс накануне школу из-за этих тряпок! Увидев, в чем ей придется разгуливать перед римлянами, Ахилла устроила форменный бунт. Не помогли ни угрозы оказаться в карцере, ни посулы разъяренного Федрины запороть строптивицу до смерти. Она просто не могла вырядиться в шкуру того, кого не называют, предка отцовского племени, чтобы развлекать веселящуюся толпу!
Положение спасла Луция, воззвавшая к дружеским чувствам скифянки. Римлянка в таких ужасных красках описала их беспомощность перед гигантскими псами в отсутствие Ахиллы, что та, скрежеща зубами, согласилась на святотатство и теперь шла с хмурым выражением лица, тихо ругая всех и вся.
Выступавшая по другую сторону от нубийки Видана, по чьей идее были сделаны разозлившие скифянку одежды, старательно делала вид, что не слышит проклятий Ахиллы и вообще знать не знает, чья эта дурацкая идея обрядить их в кощунственный для дочери лютича наряд.
Ажиотаж вокруг парада гладиаторов был такой, что префект городской стражи, уныло поглядев по сторонам, отправил гонца к префекту претория, чтобы тот помог с охраной порядка. Озирая возбужденную толпу, он ежеминутно ожидал, что его стража не сможет с ней справиться, поэтому, увидев, как у Амфитеатра и дальше, в направлении Форума, за спинами его ребят встают гвардейцы, а их начальник наблюдает за развитием событий, сидя верхом на гнедом коне, облегченно вздохнул и вытер струящийся по вискам пот.
Север действительно успел очень вовремя. Еще при подходе к Амфитеатру он услышал такой рев сотен глоток, что испугался, что его ребята могут не сдержать разгоряченных сограждан, и теперь, успокоенный, ждал появления венатрисс, вполголоса обсуждая с Каризианом положение дел. Его хитроумный друг уже успел встретиться с предводителем клакеров, который клятвенно обещал, что завтра его люди, требуя освобождения венатрисс, будут орать так, что их услышат в Остии, и теперь беспокоился, выполнит ли старый лис свое обещание.
Прислушиваясь к тому, как подкатывает волна приветственных криков, собравшиеся у Амфитеатра римляне с все возрастающим волнением ожидали появления своих любимцев, для которых завтрашний день мог быть последним.
Вот показалась белая с пурпурной полосой тога эдитора Гнея Рутиллия, фасции ликторов, а за ним виднелись мужчины и женщины, которых обожала и презирала толпа.
Среди прелестных девушек, идущих в конце процессии, друзья одновременно заметили Луцию, посылавшую толпе воздушные поцелуи. Римлянке было глубоко безразлично, что думают о ней представители римской аристократии, которых было немало среди беснующихся вокруг людей. Высоко подняв голову, вчерашняя патрицианка бросала им вызов, гордясь своим положением парии, которой рукоплещет надменный город.