Колька и Наташа
Шрифт:
— Наработались? Без году неделю — и вылетели?
Впрочем, черт с ними, с мальчишками. Главное, не суждено им, как видно, принять участие в ремонте кораблей.
Шел пятый час. День стоял знойный, безветренный. Ребята, не замечая духоты, шагали посредине улицы, стиснутой одноэтажными домиками, и каждый думал о своем.
Генка не мог долго огорчаться. Он догнал Кольку, подбрасывая камушек в руке.
— Не падай духом. Я тебе вот что скажу: если повезет и останемся, то мы
— Убей меня бог, — заговорил вдруг Каланча, — идем как похоронная процессия. Ну что это такое?.. Послушай, Колька, плюнь ты на хрыча…
— Выгонит он нас.
— Ну и пущай. Просто он гад и контра. Его бы проучить. Ежели бы мы не старались, а то из кожи лезли вон. А что толку?
— Подожди, Вася. Дай обдумать.
— А чего голову ломать? Думай, не думай, знаю одно: больше я, сычи, не ходок на завод.
— Этого ты не сделаешь, — обернулся к нему Коля. — Это значит — сбежать!
— А раз так, — круто переменил Каланча, — нечего нос вешать. Идем к Марии Ивановне.
— Верно, — подхватил Генка, — расскажем ей все.
…У Марии Ивановны сидела мать Генки — Берта Борисовна. Они взволнованно разговаривали и при появлении ребят умолкли. Мария Ивановна велела им пройти на кухню и кушать суп.
— Мы не хотим есть, мама. Мы пришли посоветоваться с тобой, — выступила вперед Наташа.
— Потом. Гость у меня. Идите на кухню, — Мария Ивановна плотно прикрыла дверь, но сквозь тонкие доски доносился голос Берты Борисовны. А то, о чем она говорила, заставило ребят временно забыть о своих неприятностях.
— Нет, нет, Мария Ивановна. Вы не правы. Мы не пренебрегаем приобщением Геннадия к труду. Конечно, сын музыканта мог бы найти себе более достойное занятие, чем быть чернорабочим. Это не мой идеал… Но… но сейчас, поверьте, основная причина в другом.
Генка жалко улыбнулся.
— Ничего нет зазорного в том, что они трудятся на заводе. Меньше баловать на улице станут. Да и пора им, Берта Борисовна, понемногу пособлять нам. Время такое. Совсем нелегко жить-то.
— Но у нас, Мария Ивановна, на руках тяжело больной. Я работаю. Стакан воды подать некому, понимаете?
Разговор стал вестись тише, и друзья больше ничего не услышали. А через несколько минут Мария Ивановна, проводив Берту Борисовну, вошла в кухню:
— Почему суп не съели? Не вкусный?
— Нет. Не хотелось, — ответил Колька.
— Ну, чем расстроены? Стряслось что-нибудь?
— Не получается у нас на заводе, не выходит, — Колька запнулся. В тишине комнаты было слышно сопение Генки. — Понимаете, мы хотим, чтобы было лучше, а у нас все наоборот, и наоборот. Не везет как-то…
…Обо всем рассказал Колька. Не умолчал и об ошибках «дворницкой команды». В голосе звучала обида на мастера:
— Все метем да возим, хоть бы что-нибудь другое…
— С метлой только и ходим, — с огорчением подтвердили другие.
— О мастере, — начала Мария Ивановна, — мне трудно судить. Я о другом, ребятишки… А ребятишки ли вы? Не выросли ли из коротких штанишек? Гена, у тебя сколько пар штанов?
Генка смутился, залился до ушей пунцовой краской, покосился на Наташу, буркнул:
— Одна.
— И у Коли, и у Васи не больше. Не наступило ли время подрабатывать? Вы обижаетесь: не по сердцу, мол, работу дают, «дворницкая команда»… А мы вот всю жизнь дворниками да няньками ходили около буржуев, а вот сейчас для себя метем. Настоящую жизнь строим. И не для того погибли твой отец, Наташа, и твои родные, Коля, чтобы вы пренебрегали трудом. Намедни, на митинге слышал, что вам, нынешней поросли, придется мировую революцию строить, а ее белыми руками не сделаешь.
Седые волосы из-под косынки Марии Ивановны выбились, сурово обрамляли усталое, умное и доброе лицо.
Ребята молчали. Мария Ивановна хотела продолжить, но увидела в окно Ефросинью Ильиничну и пошла навстречу ей.
Когда женщины вошли в сени, до друзей донеслось:
— Душемотатель, — рассказывала старушка. — Давеча похвалялся: тюльку, говорит, всю выгнали с завода. Это ребят-то.
— Идите сюда, — позвала их Мария Ивановна.
— Как же теперь быть? — сокрушался Колька.
— Помоги нам, мама! — горячо попросила Наташа. — Мы не хотим уходить с завода.
— А мне наплевать, — выкрикнул Каланча. — Наплевать!
— Помолчи, — бросился к нему Колька. — Помолчи… Мария Ивановна, что же нам? Как быть?
Мария Ивановна задумчиво разглядывала подростков. Ей искренне было жаль их, но она не собиралась выступать в роли няньки. И мягко объяснила:
— Ничего… Займитесь-ка сами. Вы у меня толковые. Да и пора перестать ходить в коротких штанишках.
Ефросинья Ильинична в душе не согласилась с ее словами. Ей думалось — надо помочь подросткам, но, встретив предупреждающий взгляд Марии Ивановны, промолчала.
— Хорошо, — повернулся к друзьям Колька, — хорошо. Мы не сдадимся!
Слова его прозвучали, как клятва.
Глава 18. На распутье
И все же хмурым утром, когда небо обложило свинцовыми тучами и накрапывал мелкий тоскливый дождик, юным рабочим пришлось распрощаться с заводом. Оформление не заняло много времени. Получив расчет, подростки сдали пропуска, вышли из проходной и присели на знакомые якоря.