Коллекционер душ. Книга 4
Шрифт:
– Если бы вы хотели замучить ребенка насмерть, то давно бы сделали это. Даже после нашего первого телефонного разговора, вы уволили мою мать, но не пришли разбираться со мной в школу. Но даже если сейчас вдруг измените свое решение – я не сдамся быстро. А этого времени Егору хватит, чтобы пропасть навсегда.
Аристократ в сердцах кинул электрический шар в стену. На том месте осталось черное пятно. В воздухе запахло паленым.
– Какие гарантии тебе нужны? – проскрипел голос Парфенова.
– Об этом я еще не подумал.
– Тогда
Конечно. Пообещает не трогать. Я уже поверил.
Нет. Нужны гарантии. Но в голову вообще ничего не лезет. Можно, конечно, попросить аристократа написать расписку. Точно такую, которую он писал Яблоньскому. Только оставить пусто там, куда я завтра смогу вписать нужный мне счет матча между «Реалом» и «Спартаком». И тогда, мы с Всеволодом выиграем пари чести. При любом раскладе. Но опять же. Совсем не обязательно, что сын электронику дороже места главы клана и он согласится на это. К тому же заварушку в казино видело много свидетелей. Кто-то точно вспомнит, что аристократ ставил на другой счет.
– Ну что молчишь? – электроник схватил меня за плечи. – Каждая секунда там, в лесу, может стоить моему сыну жизни.
– Вы примите меня в свой клан.
– Что?
Парфенов уже не думал, что я смогу его удивить. Но я смог.
– Вы примите меня в клан электроников, – повторил я. – У Германна я был. Мне понравилось. Честь, внутренние правила и защита, которые вы мне торжественно пообещаете точно гарантируют мою безопасность. И так я буду уверен, что меня не подстрелят завтра, когда я выйду за порог школы.
– Электроники – это международный клан! Мы единственные, кто никогда не принимал к себе бастардов и простолюдинов, – стал идти на попятную аристократ.
– Все бывает в первый раз, – пожал плечами я. – Если вам дорог ваш сын, то вы измените правила. И придумаете историю, которая сделает из нас добрых товарищей.
Повисло долгое молчание, после которого Парфенов старший все же согласился на сделку.
Сперва он созвал экстренный совет клана, привез меня к себе в особняк и торжественно объявил, что я новый член их сообщества. Это подняло дискуссию и недовольство самых пожилых представителей клана, но отец Кипятка отстоял меня. Он глава и таких правил, которые бы мешали ему сделать это – не существовало.
Получив заветное кольцо с печаткой клана, которое из-за размера мне пришлось повесить на цепочку вместо крестика, я отдал вырванную карту из своего атласа и рассказал комбинацию слов, с помощью которых можно обнаружить десятилетнего беглеца.
Я вышел из большого особняка семейства Парфеновых и поглядел на часы. Девятое декабря. Полночь наступила несколько минут назад. Несколько минут назад мне стукнуло одиннадцать лет.
Я достал банку «Pepsi», которую захватил с небольшого столика в кабинете, где проходило собрание. Открыл. Газировка приятно прошипела.
– С днем рождения, – я поднял банку перед собой и пригубил.
Ледяной напиток прожег пищевод. Я улыбнулся своей маленькой победе и подумал, что было бы неплохо в дополнение к спорту бросить всю вредную пищу. Но решил, что не сегодня. Отмечу, как говорит Жендос, др, а уже там посмотрим.
Этой же ночью я вернулся к бабушке и собрал все свои вещи. Поблагодарил ее за приют и сказал, что на утро возвращается сестра. Что хочу быть дома, когда ее выпишут. Бабушка сделала попытку остановить меня, но вскоре поняла, что я настроен серьезно.
Я загрузил все вещи к усатому мужичку в машину – таксисту, которого поймал еще в районе особняков электроников – и тот увез меня домой. И даже помог поднять пакеты на пятый этаж. Если честно, это я его об этом попросил. Были сомнения в том, что прихвостни Парфенова убрались из моего подъезда. Но опасения оказались напрасными. Приступы к родному дому вновь свободны и меня вновь никто не хочет отправить на Казачью заставу.
Стою перед дверью в свою квартиру. Лампочка на этаже перегорела. Поэтому пытаюсь нащупать ключницу в портфеле. Нашел. Теперь долго ищу замочную скважину, чтобы вставить в нее ключ. Получилось. Но не поворачивается. Вставил не той стороной? Нет. В другую сторону крутится. Неужели открыто?
Дергаю за ручку, но дверь не поддается. Значит кто-то закрылся на задвижку изнутри. Машка? Вполне может быть. Я оставлял ей ключи от дома, когда навещал в больнице на прошлой неделе. Нажимаю на звонок.
С той стороны доносятся шаги. Щелкает выключатель света. Открывается вторая старая дверь. Свет в глазке исчезает, затем защелка сдвигается с места.
– Привет, полуночник, – со взрывом на макаронной фабрике на голове осматривает меня сестра с головы до ног и щурится.
– Привет, – серьезно отвечаю я и прохожу внутрь.
Осматриваю коридор. Чужой обуви нет. Значит этого Вадима тоже. Это уже хорошо.
– Не думала сообщить мне о том, что уезжаешь из больницы, – оборачиваюсь к ней и по-отцовски скрещиваю руки на груди.
Не могу ничего поделать с эмоциями. С одной стороны, нужно радоваться, что она дома. Но с другой, я так переживал и злился на нее, что не могу вот так просто взять и забыть обо всем. Уйти из больницы и не сообщить об этом было эгоистично. Эгоистично и глупо.
– Я выздоровела, – отвечает Машка. – Серьезно. Зачем оставаться в больнице, если я совершенно здорова?
– А предупредить меня?
– Я предупредила. Ты не читал записку.
– Что? – мои брови медленно ползут вверх.
– Когда я выписалась, то сразу заехала домой. Переоделась и оставила вещи. А еще написала записку. Она до сих пор на столе.
От неловкости я чешу за ухом. Похоже собственная сестра меня переиграла. Как раз она сделала все как надо. И домой вернулась и записку оставила. Это я повел себя как ребенок. Разозлился, даже не разобравшись в чем дело. Ну хотя бы сейчас поведу себя как взрослый.