Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1960-е
Шрифт:
Пробежала собака, прошел милиционер, проехала машина. Подошел похожий на кенгуру человек, Улыбка навела аппарат. Человек нагнул голову и, сделав из пальцев рога, замычал. Она засмеялась, человек подпрыгнул.
— Вот это улыбка! — заорал он.
Она вздрогнула. Она сразу поняла, что он — из кино.
— Меня так зовут, — медленно произнесла она.
— Я не спрашиваю, как вас зовут, — сказал кенгуру. — Сейчас вы пойдете со мной.
— Да, — сказала она, — я пойду с вами.
У проходной какого-то здания кенгуру остановился, окинул ее критическим
— Улыбайтесь! — приказал он.
Она улыбнулась. Кенгуру помрачнел.
— Бедный ребенок, — вздохнул он. — Улыбаться будешь только по моему знаку. Это не то место, где можно улыбаться направо и налево.
— Хорошо, — сказала она.
Они прошли проходную, миновали двор, вошли в ворота и очутились в полутемном, широком и высоком коридоре. Вдоль серых стен стояли скамейки, на которых сидели и курили плечистые негры в травяных юбочках. Негры проводили их блестящими глазами.
Они поднялись по лестнице. Кенгуру открыл одну из многочисленных дверей, и они очутились в комнате со множеством зеркал.
— Прошу внимания! — громко сказал кенгуру.
Люди, сидевшие в кружок, перестали говорить и уставились на них.
— Улыбнись! — приказал кенгуру.
Она улыбнулась. Люди повскакали с мест, замахали руками, загалдели.
— Поглазели и хватит, — сказал кенгуру.
Он взял ее за руку и вышел из комнаты. Прошли коридором. Вошли в ярко освещенную комнату. Тут было множество фотоаппаратов, по стенам висели снимки известных актеров. Кенгуру рявкнул что-то неразборчивое, и на них сверху свалился маленький шустрый парнишка.
— Коля, — сказал кенгуру, — сделай пробу.
Паренек озабоченно прищурился, посадил Улыбку на табурет, что-то прикинул, развернул, поправил лампы, отошел в сторону.
— Так держать, — важно сказал он, — не шевелись.
Улыбка напряженно вытянулась.
— Улыбайся, — приказал кенгуру.
Она улыбнулась. Коля споткнулся, ахнул, стремительно бросился к аппарату.
— Минуточку! — закричал он. — Всего минуточку, только минуточку.
Аппарат щелкнул.
— Улыбайся!
Щелк.
— Улыбайся!
Щелк.
Прошло много времени. Коля крутился волчком. Уже болели скулы.
— Хватит, — сказал кенгуру, — хватит, ишь, заело…
— Ну еще, ну парочку! — взмолился Коля.
— Хватит, хватит…
Прошли светлый коридор, спустились по лестнице в коридор темный. Негров уже не было. «Павильон № 6» — было написано на огромных дверях. За дверьми — высокое, холодное и темное помещение. Улыбка заметила очень много потушенных прожекторов. Справа был искусственный лесок, закат и костер. Слева — целый лес фанерных щитов.
— Жди здесь.
Кенгуру вышел. Было тихо, темно и холодно. За щитами кто-то громко зевнул. Улыбка пошла туда. На скамеечке сидела белокурая красавица и штопала чулок. Она подняла на Улыбку красивые сонные глаза и сладко зевнула.
— Присаживайся. — Красавица подвинулась.
Улыбка присела.
— Ну, рассказывай.
— Что? — не поняла Улыбка.
— Что, откуда,
— Ничего, — сказала Улыбка.
— А… — сказала красавица.
Молчали. Прошло не меньше часа.
— Обо мне, наверное, забыли, — сказала Улыбка.
— Вот и хорошо, — сказала красавица, — хорошо, когда о тебе забывают.
— А мне на дежурство.
— Работаешь?
— Ага.
— Кем?
— Дворником.
— Ого! — Красавица отложила чулок. — И как, нравится?
— Нравится.
— А как сюда-то попала?
— Я улыбаться умею.
— А ну-ка, покажи.
Улыбка показала.
— Ого! — с уважением сказала красавица. — С такой-то улыбкой…
Она достала колоду карт. Раздала. Прошло не меньше часа. Красавица посмотрела на часы.
— Восьмичасовой рабочий день окончен, — заявила она.
— А кем вы работаете? — спросила Улыбка.
— О-о… — сказала красавица, — я слежу за тишиной. Не правда ли, интересная профессия?
— Правда, — сказала Улыбка, — интересная.
Красавица усмехнулась и вышла.
Было тихо, холодно и темно. Обхватив колени руками, Улыбка задремала. Когда она открыла глаза, над ней стоял кенгуру. Он смотрел на нее сверху вниз и грустно улыбался. Она подняла голову. Кенгуру вздрогнул и отвернулся.
— А теперь поедем ко мне, — глухо сказал он. — И не смотри на меня так, я тут ни при чем. Так будет лучше.
— Я не смотрю, — сказала она.
В кладовке под лестницей она нашла несколько проявленных фотопленок. Если рассматривать их на свет, то можно было разобрать очертания каких-то людей и предметов. Улыбка долго рассматривала их на свет. Когда управдом заметил это, он научил ее пользоваться увеличителем. Вечерами, в свободное от дежурств время, она включала увеличитель…
Вставила пленку, подложила чистый лист бумаги, потушила свет, подвинула кадр. На белом листе бумаги появились две черные руки. Они тихо лежали одна на другой, и длинные пальцы их были унизаны кольцами.
Управдом лежал на кровати и возбужденно рассказывал о том, как он встретил старого фронтового приятеля, бывшего однополчанина, танкиста.
— И, представь себе, этот приятель тоже изобрел картофельный комбайн, только его комбайн никуда не годится, потому что приятель не учел всех камней, которые неизбежно встречаются на наших полях.
На следующих кадрах были все те же руки. Они меняли положение, но оставались все такими же тихими и невозмутимыми.
— Ничто есть определенное нечто… — важно говорил управдом, но окончить ему опять не удалось. Дверь вдруг с треском отлетела, и в комнату, размахивая чем-то металлическим и блестящим, ворвалась какая-то женщина. В слабом свете Улыбка заметила, как заколыхались веревки, какая-то тень метнулась под стол, стол побежал по комнате, потом встал на дыбы и опрокинулся прямо на нее. Она упала со стула, увеличитель погас. Посыпались предметы, кто-то зловеще захохотал, раздался душераздирающий вой, что-то проволокли по полу, хлопнула дверь, и все стихло.