Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1960-е
Шрифт:
Она поднялась с пола, ощупью нашла увеличитель, включила его. Лампочка не разбилась; она сменила кадр. На белом листе бумаги возникло очертание чего-то большого и серого. Это был слон.
— Слон, — прошептала она.
Раздался стук в дверь. Женщина с непроницаемым лицом вручила ей повестку, вызывающую ее на товарищеский суд.
В следующем кадре был просто человек с портфелем.
В перерывах она спала за щитами. Однажды, пока она спала, щиты унесли. Она проснулась и увидела Его. Он стоял совсем близко и разговаривал с какой-то женщиной.
— От вас опять
— В контракте не сказано, что от меня должно пахнуть фиалками, — отвечал он.
— Пойдите проспитесь, — сказала женщина.
Он покачнулся и, пошатываясь, направился к дверям. Она встала и на цыпочках пошла следом.
— Никуда не уходите, — сказал кенгуру, — через десять минут начинаем.
Она не обернулась. Она уже ничего не видела и не слышала вокруг. В коридоре Он вдруг оглянулся и в упор посмотрел на нее. И, как тогда, в лесу, ей захотелось упасть и закрыть голову руками. Но Он уже шел дальше. Преодолевая страх, она кралась за ним. На улице Он перестал шататься, движения его стали быстрыми и озабоченными. Он деловито пересек улицу и почти бегом приблизился к пивному ларьку. Улыбка следила из-за угла. Он выпил залпом три кружки пива, постоял, мечтательно глядя куда-то вверх, выкурил папиросу и медленно побрел вдоль по улице. Улыбка кралась сзади.
В маленьком уличном скверике он сел на скамейку и долго сидел, рассматривая собственные ботинки. Улыбка терпеливо ждала. Когда же он встал со скамейки, движения его опять стали собранными и целенаправленными. Он деловито перешел улицу и свернул в какой-то маленький переулок. Улыбка еле успела добежать до угла, чтобы увидеть, как Он юркнул в подвал одного дома. «Пиво-воды» было написано над подвалом. Она заглянула. Там было дымно и много пьяных мужчин. Ждала она довольно долго. Наконец он вышел и, пошатываясь, направился обратно, по направлению к центральной улице. Улыбка кралась сзади.
Так прошел вечер. Он заходил почти во все пивные, останавливался почти у всех ларьков. Наконец одна пивная оказалась закрытой. Он грубо выругался, петляя побежал вдоль по улице. Но другая пивная тоже была закрыта. И третья, и четвертая. Он попробовал ворваться в какой-то большой ресторан, но его грубо оттолкнули и пообещали вызвать милицию. И тогда Он весь обмяк и, прислонившись к стене дома, стал медленно сползать на землю. Улыбка испугалась, что вот Он сейчас упадет… Но тут подошел дворник, взял его за шкирку и сильно тряхнул. Он вырвался и, болтаясь из стороны в сторону, побежал посреди улицы. Уже погасили фонари, когда они добрались до гостиницы. Швейцар открыл дверь. Он прошел мимо швейцара и, шатаясь, стал рыться в карманах.
— Она-то с вами? — с улыбочкой спросил швейцар.
— Кто?
Швейцар кивнул.
— А, это моя секретарша, — заикаясь, пробормотал он.
Швейцар хмыкнул и пропустил ее в гостиницу. Они поднялись на лифте, прошли длинный коридор. Он долго громыхал ключами. Наконец дверь открылась, да так неожиданно, что Он в полный рост растянулся на ковре. Полежав несколько минут неподвижно, Он поднял ногу и пинком захлопнул дверь. За дверью долго что-то громыхало.
— А, явилась?.. — пробормотал он. — И куда это вы давеча подевались?
Улыбка молчала.
— Вы какая-то не такая, я какой-то не такой, — пропел он. — Все мы какие-то не такие, — прибавил он, подумав. — Да что это, в самом деле! — Он приподнялся на локте, но потерял равновесие и упал лицом в подушку.
— Что ты об этом думаешь? Что ты думаешь обо всем этом? Подойди, скажи!
Улыбка подошла.
— «У капель — тяжесть запонок, и сад слепит, как плес, обрызганный, закапанный мильоном синих слез…» — сказала она.
— Ай-яй-яй! — пробормотал он. — Начинается. — Он приподнял голову и обвел комнату мутным взглядом. — Есть тут кто?
— Есть.
— Ты что-нибудь говорила?
— Да, я прочла стихи.
— Ты тоже?
— Что?
— Напилась?
— Нет.
— Тогда что?
— Я прочла стихи, которые вы однажды читали в лесу.
— Я? Стихи? В лесу? Да я и в лесу-то ни разу не был.
— Были.
— Спятила?
— Прочтите мне стихи.
— Стихи? Какие такие стихи? «Эники-беники, си колеса, эники-беники ба!» Дальше забыл… Ах да! «Вышла буква А!» Все. А теперь — ложись! — И Он повернулся лицом к стене.
Через минуту Он уже храпел. Улыбка подошла, заглянула через плечо. Это был Он.
— Проснитесь, — попросила она.
Он не отвечал. Она всхлипнула и стала всхлипывать все громче и громче.
— Ты плачешь? — не оборачиваясь, спросил Он.
Она не смогла ответить.
— Всегда-то ты плачешь, — сказал Он. — Ну, женюсь! Обещал, значит, женюсь. Получу развод и сразу женюсь. А теперь ложись.
— А стихи? — сквозь слезы выдавила она.
— О-о-о! — простонал он. — Да не знаю я никаких стихов. Отвяжись ты от меня. — И Он спрятал голову под подушку.
Она плакала навзрыд.
— А, вспомнил! — Подушка отлетела. — Знаю еще один, это — последний. Вот тебе крест, не знаю больше ни одного. «Плюшевые мишки, зайцы, погремушки — дарят детям с елки детские игрушки. Желтые иголки на пол опадают, все я жду, что с елки мне тебя подарят». Ну, чем не стихи? Самые настоящие стихи. Ай да я! А теперь ложись. Завтра натура, опять не выспимся. Да не реви ты так громко. Ну, можешь чуть потише? Вот так можешь продолжать. Спокойной ночи.
Когда она проснулась, Он стоял над ней и озадаченно грыз ноготь. Она села на кровати, Он поспешно отошел к окну.
— Голова тяжелая, — пробормотал Он и опасливо покосился на Улыбку. — Хочешь молока? Первое средство — горячее молоко с сахаром.
Он подошел к телефону, набрал номер.
— Принесите, пожалуйста, горячего молока. Двадцать три. С сахаром, пожалуйста.
— Ну, а теперь рассказывай. — Он присел на кровать.
Улыбка молчала. Ей вдруг страшно захотелось спать, в глаза словно насыпали песку, и не было сил открыть их. Она уткнулась лицом в подушку.
— Э-э-э… — сказал Он, — ты это постой. Сначала скажи, кто ты такая.