Коло Жизни. Бесперечь. Том первый
Шрифт:
– Ваша ясность, но прежде надо умыться и покушать, – мягко протянула нянька, однако сказав не настойчиво, а точно выпрашивающе.
– Я знаю, но мне надо срочно… понимаешь, Туга, срочно увидеть Ксая, – теперь в голосе девочки просквозила просьба, самую малость приправленная непререкаемостью ее авторитета.
Туга немедля восприняла ту повелительность, и более не желая вступать в спор с божественным чадом, за кое можно было получить выговор от самого вещуна, направила свою поступь из комнаты к дверям, чтобы принести одежду и обувку. Вмале отроковица, обряженная в желтую короткую рубаху, с длинными рукавами, что были собраны в мелкую складку на предплечьях, в зоновку, пышную юбку на талии стянутую мелкими складками, каратайку и кожаные коты, туфли с высоким
Спустившись с лестницы в зал ожидания, ноне на удивление пустой, девочка на немного застыв, огляделась. И так как ноне ее не охранял всезнающий Волег, воззрилась сначала на казанок, а после на двери, поместившиеся в супротивной стене, ведущие в ЗлатЗал. Да углядев обок них наратников и Таислава, верный признак того, что внутри находится старший жрец, медленно, как и положено божеству, направилась к ним.
– Ваша ясность, – разком навстречу подходящей юнице выступил Таислав и голос его взволнованно затрепетал. – В ЗлатЗале находится господин Благород.
– И, что? – недовольно вопросила Есислава, уставившись на резво согнувшего пред ней стан ведуна, сокрыв не только таким образом свои очи, цвет которых все это время желала разобрать она, но и само лицо.
– Его святость, просил, – и вовсе лишь прошептал Таислав, да сотрясся всем телом, ибо весьма, как и многие иные жрецы, страшился молвить противное чадо и тем вызвать гнев вещуна. – Просил вас не заходить в ЗлатЗал ежели там находится господин Благород.
– Я знаю… но ноне… ноне мне надобно, – ответила девочка, и, раскрыв кулачок, сунула ладошку, по которой перемещались слова, почитай под нос ведуна. – Ибо мне надо передать это и молвь… Молвь, каковую я могу забыть поколь тут балякаю с тобой, что дюже может рассердить Ксая.
Колдовское слово было произнесено.
Таислав испуганно зыркнул на длань, где чудно сверху вниз перемещались слова, надрывисто вздрогнул и торопливо дернулся вспять, тем самым движением повелевая наратникам стоящим обок створок дверей отворить их, пред божеством.
В ЗлатЗале, где стены, изукрашенные дивной росписью, переливались, потому как в них поигрывало сияние, отбрасываемое трехъярусными золотыми люстрами, в коих нынче ярко горели зажженные свечи, находились трое: Липоксай Ягы, Боримир Ягы и господин Благород. Тот самый, который был истинным отцом божественного чадо. Липоксай Ягы восседал на своем троне, украшенном четырьмя увитыми вызолоченными колоннами, на макушке оных поместились золотые соколы, вроде бреющие в полете с раскрытыми крыльями и выставленными вперед лапами. Боримир Ягы, вещун Повенецкой области, во всем поддерживающий полянского старшего жреца, поместился справа от трона Липоксай Ягы, а господин Благород, увы! только слева, ибо являлся только символом Дари. Господа никогда не имели реальной власти в руках, а теперь, когда у дарицев появилось обещанное из золотых свитков божество и вовсе утратили сколько-нибудь заметную роль для вещунов.
Благород смотрелся вельми схожим с Есиславой. Ну, оно и немудрено, ведь являлся, ее отцом. У него было такое же каплеобразное лицо, большой рот, молочная кожа и рыжие волосы, только прямые… и сие родство становилось с летами достаточно зримым. Сбыслав Ягы в свое время, верно, приметил единство черт и не зря требовал исследования на родство. Сходство, общность черт заметили все вещуны и Липоксай Ягы тоже. И он в тайне еще тогда… восемь лет назад пытался провести исследование крови на родство. Но когда пришли волхвы, чтобы взять пробы у ребенка, комната нежданно наполнилась золотым сиянием и все жреческие сосуды полопались, посекши стеклянными осколками лица тех, кто там находился и даже Липоксай Ягы. Тогда не пострадала одна Есислава, тот срок укрытая туманной оболочкой. С того времени старший жрец более никогда, ничего такого не делал… решив, единство черт господ и божества вероятно происходит оттого, что оба они отпрыски Бога Огня.
Однако несколько по-иному к этому относился сам Благород. За эти восемь лет он превратился во взрослого мужа, у которого, правда так и не появились дети, понеже его супруге ни разу, ни удалось доносить плод и родить, хотя все знахари и волхвы весьма старались. Потому Благород с особым пристрастием разглядывал растущую подле него девочку, однозначно, так как того требовал Липоксай Ягы, признавая в ней божество. Одначе, в тайне мечтая, что быть может это его дитя… Может, всего-навсе мечтая о том, а может, предчувствуя… Словно помня свою первую женщину Эйу, нежданно после близости с ним отказавшуюся от его трепетных чувств, а погодя и вовсе исчезнувшую.
Скорее всего, Благород никогда о Эйу не вспомнил, если б однажды, пять-шесть лет назад, не встретил прогуливающуюся в общем садочке девочку и не стал выспрашивать ее о матери. Есислава уже о том, вроде как и позабывшая, особенно под настоятельной любовью Липоксай Ягы, научившегося еще по малолетству переводить ее тоску на себя… нежданно брякнула Благороду, что-де мать свою не помнит, однако знает как ее звали.
После того случая Липоксай Ягы и просил божество не общаться более с господином, и не заходить в зал, казанок коли он там. Ибо Благород так-таки вспомнил про свою кухарку, Эйу, и пришел к старшему жрецу за объяснениями. Те объяснения он получил не только от Липоксай Ягы, но и от Дажбы, поелику исследование на родство с девочкой перестал требовать.
Есислава после произошедшего в садочке почитай больше и не видела Благорода. И той встречи избегала не столько она, сколько он. Лишь еще раз божество и господин встретились. Это произошло год назад в капище в день Матери Удельницы когда по традиции дарицы раз в неделю возлагали дары и возносили хваления Богам. До своего десятилетия божество не посещало храм в честь Бога Небо, что стоял в центре Лесных Полян, так как, во-первых, была мала, а вход туда позволялся с более старшего возраста, и, во-вторых, в капище вообще не могли входить женщины, неважно дитя, аль старуха. Однако Есинька была особым чадом, и Липоксай Ягы решил, что ей необходимо побывать в храме. Потому в десятилетнем возрасте привел ее на службу.
Девочка обряженная, в золотое распашное одеяние, чем-то напоминающее кахали, неспешно вошла в капище обок старшего жреца. И когда Липоксай Ягы остановился недалече от Золотой Чаши Даров, поместившийся в средине центральной постройки, замерла подле. Она хоть и знала, что двигаться во время богослужения нельзя, не удержавшись, оглянулась, и увидела позади себя ведунов несущих в руках дары, да входящего в капище Благорода. Чудное сияние не только разведенного огня в чашах, но и хлынувшего из окон света, внезапно сотрясло все тело юницы, и она вдруг гулко вскрикнув, дернула не только головой, но и конечностями да враз окаменев, упала на пол капища. И тотчас к потерявшей сознание Есиньке подскочили ведуны, Липоксай Ягы и Благород.
Отроковицу тогда спешно вынесли из храма и также ретиво доставили в детинец. Она провела в глубоком обмороке несколько часов, а придя в себя, жаловалась на острую боль в голове и слабость. Состояние девочки встревожило не только Липоксай Ягы, Радея Видящего, но и Богов, ибо в тот момент Крушец выкинул зов в пространство. По-видимому, его взволновал сам храм, внутренне убранство, так напоминающее капище, в каковом почасту бывала Владелина. На освещаемых, лучами подымающегося солнца и лепестками пляшущего в чашах огня, стенах храма, точно ожили изображенные сцены, и затрепетавшие устами Боги, закивавшие удлиненными головами белокожие альвы, да яростно взмахнувшие мечами и молотами поросшие желтыми шевелюрами гомозули, навеяли смурь на Крушеца. И ту смурь, тоску, не только по ушедшему, но и по Першему, оную он нес, Крушец выплеснул из себя. Есислава проболела долго так, что пришлось Дажбе ее изъять с Земли и отнести на маковку на несколько дней, на лечение к бесицам-трясавицам. После возвращения девочки в детинец старшего жреца, Дажба велел Липоксай Ягы покуда не брать ее с собой в капище. И с того момента Еси не только не бывала в храме, но и более не видела господина Благорода.