Коло Жизни. Середина. Том 1
Шрифт:
— Вежды, Седми ступайте в пагоду… Небо, — Рас дотоль замерше сидевший в кресле, торопко шевельнулся, сим взмахом давая понять брату, что слушает его указания. — Прошу проследи за малецыками, а после повели конунгу анчуток Яра-ме связаться с Мокушами дацана Седми, абы они сообщили нам о точной дате прибытия судна в Солнечную систему. Абы оногдась Родитель мне сказал, что дацан уже в чревоточине и на подлете к Млечному Пути.
Глава тридцать четвертая
Кругами пошла зеркальная поверхность стены залы, похищая в своих недрах Господа и мальчика, а малую толику погодя серебристая завеса отозвалась рябью, впуская их обоих в иное помещение. Кирка была много
Ноне все три сестры демоницы, были обряжены в густо черные сарафаны без рукавов и достаточно долгие, их руки не украшали перстни, браслеты, однако у каждой из них на головах восседали венцы, по форме соответствующие венцу их старшей сестры. Право молвить у Калики-Шатины и Калики-Пураны гребни, имели золотую основу, сверху же укрывались тончайшими переплетениями платиновых нитей, увенчанных в местах стыков крупными желтыми алмазами и темно-зелеными изумрудами.
В кирке весьма мрачной, темной комнате, и стены, и пол, и сводчатый потолок, в целом по форме напоминали полусферу, имея густо черный цвет. Оттеняла сию темнедь внутри комнаты, токмо серебристая завесь и расставленные по кругу весьма высокие (верно не менее локтя в высоту) и достаточно широкие в обхвате, стоящие на небольшом удалении друг от друга, свечи, меж коих почти не оставалось проема. Свечи окружали поместившуюся в центре кушетку, со слегка вдавленной вглубь поверхностью, опирающуюся на одну чуть-чуть изогнутую ножку. Сами свечи на удивление не выпускали из себя дыма, в каждой из них располагалось по три фитиля горящих красно-рыжим дюже ярким пламенем.
Перший достаточно быстро миновав кирку, приблизился к кушетке и положил на нее расслабленного и все еще не подающего признаков жизни мальчика, незамедлительно отступив в сторону, с тем выходя из круга свечей. И тотчас Калюка-Пурана и Калика-Шатина вспять обступив кушетку с двух сторон, принялись торопливо раздевать и разувать мальчика. Затем одна из сестер стала наносить из широкой мисы густую мазь темно-коричневого цвета, на кожу Яробора Живко, оставляя ее там значительным слоем, покрывая не только руки, ноги, тело, шею, но даже голову… лицо. Плотно сомкнув меж собой веки мальчика, Калюка-Пурана и на них сверху наложила почитай пласт мази, а Калика-Шатина несколько вдавила вже умащенные части тела и само туловище, голову вглубь кушетки. Едва слышимое хлюп, втянув плоть, теперь удерживало самого мальчика в неподвижном состоянии, а широкий слой нанесенной мази и вовсе сливал его с поверхностью блекло-ореховой кушетки.
— Господь Перший, — очень тихо протянула Кали-Даруга, точно страшась разрушить таинственное состояние комнаты. — Время ограничено, как вы понимаете. Чтобы мы не убили господина, я буду контролировать его состояние, и как только скажу, вы должны прекратить толкование с лучицей.
— Хорошо, живица, — мягко отозвался старший Димург, понимая, что днесь жизнь мальчика и столь любимого им Крушеца, находится в руках его созданий.
— Отекная, встань подле завесы, думаю оттуда ты сможешь наилучшим образом запечатлеть лик лучицы, — скомандовала рани демониц.
Кали-Даруга теперь раздавала последние указания, абы увидела, что ее сестры подготовили к обряду мальчика, и, выйдя из круга свечей, встали по краям кушетки, как раз одна супротив другой, одна обок ног, иная головы. Отекная пред тем как занять указанное ей место подала сестрам демоницам большие бубны, где на костяном ободе была натянута кожаная тончайшая мембрана, и забрала у Калики-Пураны пустую мису из-под мази. И лишь после
И тогда в круг, в каковом отражаясь будто плясали удлиненные лепестки пламени, отбрасываемые от фитилей свеч, вступила рани и бесица-трясавица, величаемая Люменя, поместившись подле кушетки, напротив друг друга.
— Как только появятся первые признаки кровотечения, надобно прекращать. А иначе не успеем спасти господина. Легкие весьма слабые, — молвила низким шипящим голосом бесица-трясавица, и прошлась своими тремя перстами правой руки по груди и животу юноши, несколько разгоняя в том месте слой мази и единожды очерчивая линию от яремной ямки шеи почти до пупка.
— Я все поняла Люменя, приступай, — достаточно сухо дыхнула Кали-Даруга, и, склонившись к лицу мальчика, вторым языком легохонько облизала ему края ноздрей, тем движением распределяя мазь с подносовой ямки.
Она медленно распрямилась, и внимательно оглядев Яробора Живко, положила длани правых рук на лоб и уста, а обе левые на живот ниже пупка. Люменя тогда же, словно действуя синхронно, вскинула вверх левую руку. Ее три пальца также резко ударились друг о дружку и с тем срослись между собой, образовав гладкую, и довольно-таки широкую полосу. Бесица-трясавица еще раз дернула рукой, а посем еще, и еще… и поколь она так ее дрыгала, передние сращенные фаланги перст принялись, утончаясь, синхронно удлиняться. Вмале образовав из себя тончайшее лезвие, заточенное с одного края. Единственный глаз Люмени, поместившийся у нее во лбу, выкинул вперед махонистый луч сизо-зеленоватого света упавшего прямо в яремную ямку мальчика. А засим в сие самое место, словно клинок ножа, воткнула Люменя свои уплощенные пальцы, вогнав их столь глубоко, что единожды разрезала не только кожу, плоть, но и все, что встретилось им на пути. Рука бесица-трясавицы самую малость завибрировала вправо-влево и тотчас перста плавно направили движение образованного лезвия вместе с тронувшимся лучом вниз в направлении пупка. Чуть слышно зашипела плавящаяся на глазах кровь, мгновенно образующая на рассечение плотную рыжую корку. Сами края маленечко раззявившись, сформировали неширокую щель, в которую могло пройти пальца два.
Плотное безмолвие царило в помещении, только слышался хруст распиливаемой на части грудины, длинной губчатой кости, замыкающей грудь мальчика спереди. Наконец луч и перста Люмени дойдя до пупа, остановили свое движение. Бесица-трясавица рывком вырвала из внутренностей Яробора свои пальцы, потушила свет луча в оке и немедля развернувшись, вышла из круга свечей. Она также стремительно тронулась в сторону завесы и сокрылась в ее серебристой гладе, каковая внезапно закружилась пенистыми, круговыми движениями, вроде жаждая выплеснуться на стоящую недалече Отекную.
И тотчас Перший энергично вскинул вверх левую руку и провел выставленными перстами слева направо и вперед назад, тем словно живописуя в воздухе черную дымку, которая срыву воспорив к своду кирки, вельми резво растеклась по его поверхности. Затем также скоро она скатилась единожды со всех стен, завесе на пол и днесь покрыв и его, окутала все помещение той легчайшей пеленой.
Старший Димург также неспешно опустил вниз руку, и немедля чуть слышно, определенно, того ожидая, загудела дотоль недвижно застывшая рани. И в такт ее гудению синхронно застучали в бубны ее сестры демоницы, теми ударами отбивая ритм биения сердца. Глухими ударами, наполняя кирку и колебля в ней не только стены, свод, но и сам пол. Голос Кали-Даруги промеж того набирал силу и гудел все выше и пронзительней. И вскоре стены кирки мало-мальски завибрировав, принялись поддерживать биение бубнов длительным, протяжным, монотонным предыханием. Казалось, сие образовался огромный организм, в котором стучало сердце, текла по сосудам — стенам кровь и шевелились легкие, делая сначала — вздох, а посем — выдох.