Колодцы Маннергейма
Шрифт:
Зря, халупа эта здесь не просто так.
– Эй! Осторожней! – пытается предупредить Данька, но слишком поздно – с заросшей сорняками грядки на дядю Костяна бросаются «синяки», всегда прячущиеся в засадах по четверо.
– Э, слюшай, отвали, баклажан-джан! – смешным голосом человека, торгующего этими самыми баклажанами, кричит дядя Костян и стреляет в ближайшего «синяка».
Попадает, но фиолетовые зомбаки-баклажаны – это вам не зеленые стручки гороха или бешеные огурцы (которые дядя Костян называет почему-то на иностранный манер – «Дон Закусон»). В «синяка», чтобы свалить его, надо попасть дважды. Лучше всего для сражения с ними подходит огнемет для жарки
Ближайший «синяк», развороченный двумя попаданиями, откатывается в сторону, но трое оставшихся, ничуть не мешая друг другу, набрасываются на дядю Костяна, чтобы доделать дело. Тот стреляет, перезаряжает ружье, шипит, случайно выбрасывая изо рта нехорошее слово, успевает выстрелить еще раз – и все. Мелькают тупые хари подступивших вплотную баклажанов, в разные стороны летят плоть, овощная мякоть, и экран смартфона заволакивает багровым.
Дядя Костян умирает.
– Вот же!.. – хрипло, будто вот-вот умрет по-настоящему, без всякого акцента выдыхает он и смотрит на Даньку. – Ведь почти дошел!
По его глазам видно, что он не прочь попробовать пройти уровень заново. А вот Даньке уже надоело торчать в душном вагончике, где пахнет запаренными «дошиками» и растворимым «три-в-одном» кофе, наблюдая, как папин напарник с попеременным успехом борется с разноцветными взбесившимися овощами. Того и гляди, потянет в сон – времени-то уже половина двенадцатого, хоть и светло. И вдруг дядя Костян разрядит его новенький, подаренный мамой на окончание третьего класса, смартфон – младший, как она говорит, братик ее «гэлэкси», зарядку с хитрым разъемом к которому Данька умудряется вместе с рюкзаком с вещами оставить дома у папы. Как тогда он наснимает фоток, когда отправится бродить по территории, которую папа охраняет вместе с дядей Костяном? Специально для того и напросился с ними в смену. В общем, надо забирать телефон. Вот только как это сделать, чтобы дядя Костян не обиделся, потому что «овощных ебанашек», как он их называет, когда не слышит папа, его «хонор» с трещиной через весь экран не тянет, уже пробовали…
Продолжая маять в руках чужой «самсунг», дядя Костян смотрит на Даньку взглядом Хатико, так что тот уже готов сдаться и разрешить ему «махнуть еще кружочек», но появляется папа. То ли он делал обход по периметру, то ли звонил кому-то (Данька знает, кому) без лишних ушей, то ли просто проветривался. Зайдя в вагончик, он смотрит на Даньку и сразу обо всем догадавается:
– Костян, отдай парню телефон да оторви задницу, прогуляйся, посмотри, что там да как. Вернешься – кофейку попьем. Я пока чайник поставлю.
Дядя Костян нехотя протягивает «самсунг» Даньке и поднимается с мягкого продавленного дивана. Идти на улицу работать дяде Костяну лень («чего там смотреть, свалку ведь охраняем»), но с Данькиным папой не спорит – тот в их смене за старшего, хотя на самом деле, по возрасту дядя Костян старше папы почти на год. Данька гордится, что папа в их смене главный, что на нем лежит большая ответственность и что это ему посреди ночи, как уже бывало, может позвонить их начальник Матвеич. Папа, правда, говорит, что гордиться тут особо нечем, но Данька с ним не согласен.
Дядя Костян одергивает помятую, но все равно красивую черную форму с такой крутой надписью «ЧОП «Комбат» на левом нагрудном кармане, подмигивает Даньке и выходит на улицу, а папа садится, но не на диван, а за стол, где стоит латаный-перелатанный ноутбук, про который дядя Костян говорит, что «устал, бедолага». На его временами начинающий скрипеть жесткий диск для чего-то пишется (и раз в неделю стирается) изображение с установленных на воротах и по углам периметра видеокамер.
– Девятиэтажный у тебя телефон отжал? – смотрит папа на Даньку.
Девятиэтажный – прозвище дяди Костяна. Странное, если разобраться. На самом деле дядя Костян не такой уж и девятиэтажный, а, наоборот, жилистый и невысокий. Пятиэтажный, не больше.
– У них, у купчинских, это быстро, – усмехается папа. – Раз-два – и ты уже без мобилы идешь… Спать-то не хочешь?
Данька быстро мотает головой. Какое спать, думает он, залезая Вконтакт. Смотрит ленту. Так и есть, Андрюха, которого вместе с приехавшими откуда-то из-за Урала родственниками отпустили смотреть развод мостов, уже выложил у себя на странице несколько снимков с хэштегом «БелыеНочиНеСпимКороче». На одном он стоит на набережной, а сзади его обнимает улыбчивая толстая тетка в дурацком розовом плаще. Родственница, наверное. Спросить ради смеха: «Невеста твоя?» Или лучше не надо, обидится еще…
Данька поворачивается к папе, с хмурым лицом глядящим в окно:
– Пап! Можно, я погуляю немного?
– А кофе? – спрашивает папа, отвлекаясь от своих мыслей.
– Не хочу, – Даньке как можно быстрее надо обставить Андрюху.
– Что так? Давай, с сырками творожными, – начинает соблазнять папа. – Ты же любишь!..
– Ну, может, потом, – для вида чуть поддается Данька.
– Потом не будет, Костян схомячит… Ладно, иди, – отпускает его папа, – только недолго, и под камеры не лезь. Помнишь, что тебя не должно тут быть?.. И осторожней там, шею не сверни, когда будешь по вагонам скакать, а то мама нам задаст. Договорились?
– Не собираюсь я скакать, – заверяет папу Данька, но тот с нажимом повторяет:
– Договорились?
Данька соображает, что лучше не спорить, и кивает, соглашаясь.
На улице тепло, и ветра почти нет. Шум мчащихся по виадуку автомобилей заглушает писк залетавших у лица комаров. На светлое, опоясанное розовой сыпью небо выползает немощная старуха-луна. Бледный, по-старчески трясущийся свет рассыпается в летних сумерках, как осколки маминой вазы, которую пару недель назад Данька умудрился нечаянно разбить. Вокруг шевелятся ртутные тени. В неясной, расходящейся, как круги на воде, ряби кажется, что бункерные вагоны-хопперы – те, что на путях у дальнего забора – движутся. Не в каком-то направлении по рельсам, а по-другому, словно потихоньку ворочаются, топчутся на одном месте. Разросшиеся вдоль путей сорняки скрывают вагонные колеса, и от этого хопперы напоминают загадочные треугольные космолеты пришельцев. Пришельцев, прилетевших сюда, на планету…
Точно. «ПланетаПредпортовая» – так Данька и обозначит свои снимки. Это покруче, чем Андрюхина набережная. На набережной все и так бывали тысячу раз. А кто был на планете Предпортовая? Пусть даже она и похожа на свалку, тут дядя Костян прав…
Сзади хлопает дверь. Данька оглядывается, но возле бело-синей кондейки охранников (они называют ее «штабом») никого нет. Наверное, дядя Костян вернулся с обхода, и они с папой будут сейчас пить кофе с творожными сырками. Хомячить их. Рот Даньки наполняется слюной, но он не поддается искушению, а идет в сторону шевелящихся в мерцающих сумерках вагонов.