Колодцы Маннергейма
Шрифт:
Становится ясно, что от вонючего кузена-рыбака ей не отвертеться. Остается лишь молча наблюдать за его рождением. К удивлению, кузен-рыбак оказывается вполне съедобным. Такой же брутальный как негрони, только солоноватый и пахнущий морем и немного – зубной пастой без фтора.
– Спасибо, вкусно.
– А я предупреждал, – удовлетворенно кивает Лео.
– Но странновато… Придумал ему название?
Лео задумывается.
– Устричные ссаки, – слышит Аглая хрипловатый женский голос.
Справа на стойку облокачивается шеф-повар «B&B» Анна Леонидовна Железогло. Выглядит она лет на сорок
– Думаю, для чего Рыжий устриц мучает, а это, оказывается, барик наш в рабочее время тренируется, к конкурсу готовится, да? – спрашивает шеф у Лео.
Тот не отвечает. Молча шевеля губами, разглядывает бокал с кузеном-рыбаком.
– Заплатишь из своих, – буднично объявляет Анна Леонидовна и смотрит на Аглаю. – Не отвлекай персонал, пожалуйста. И пойдем со мной, раз пришла.
Аглая пожимает плечами, кидает на Лео виноватый взгляд и, сгребая со стойки бокал с «устричными ссаками», а из-под стойки – сумочку, идет следом за Железогло, словно пойманный завучем школьный хулиган. В голове мелькает мысль, что можно попробовать сбежать, но сделанный на ходу глоток кузена-рыбака добавляет ей храбрости.
Прикид шеф-повара (тонкая кожаная куртка, из-под которой торчит подол белой итальянской рубашки, красные, свободного покроя чуть расклешенные спортивные штаны с белыми полосками и красный же повязанный на шее платок «Hermes» с арабской вязью и будто бы сценами то ли из «Тысячи и одной ночи», то ли – из Камасутры) для персонала сигнал лишний раз не отсвечивать. Займись своим делом и не шарь глазами вокруг, чтобы не столкнуться взглядом с Медузой Горгоной. Авось, пронесет.
Аглая боязливо заходит на кухню, будто школьница – в кабинет директора школы. Только такой кабинет директора, где все жарится-парится-чистится-бланшируется, гремит кастрюлями и ножами, хлопает дверцами больших белых «минусов» с залапанными за смену ручками, ругается сквозь сжатые зубы и сует свежие порезы под струю ледяной воды, пока кто-то из коллег достает из аптечки новую упаковку пластырей.
– Макс, – останавливает шеф худого поваренка с охапкой зелени в руках. – Прекращай за гостями гарбич жрать.
– Анна Леонидовна, да я просто…
– Штраф, Макс, – объявляет та. – И не спорь, уволю.
– Анна Леонидовна, мне со штрафом ипотеку будет нечем платить! – ноет поваренок.
– Ипотеку… Ладно, будешь должен, Макс. Запомни.
– Хорошо, Анна Леонидовна. Что захотите. Вот прямо все…
Железогло ведет Аглаю в дальний угол кухни, где стоит «гроб» – холодильник с открывающийся вверх дверцей.
Прямо на дверце откуда-то появляются два стакана и початая бутылка бордосского аперитива «Lillet». Напиток, к которому Анна Леонидовна прикипела еще в Париже, работая су-шефом по семьдесят часов в неделю, меняя мишленовские рестораны и французских любовников как перчатки и гоняя на редких выходных по Евротоннелю через Ла-Манш на рейвы и концерты совсем молодых тогда «The Prodigy».
– Будешь? – кивая на «Lillet», спрашивает она у Аглаи.
– У меня есть, – отвечает та, салютуя бокалом с «устричными ссаками».
Отпивает из него, думая, что все-таки Лео молоток. Очень вкусные «ссаки».
– Как хочешь, – говорит шеф, прикуривая коричневую самокрутку. – На твоем месте я бы поостереглась, чтобы не получить пищевое отравление. Устричный ликер, надо же… – она ставит перед Аглаей тарелку, в которой филе красной рыбы нарезано так тонко, будто строгавший его повар заявился на смену, пересмотрев обе части «Убить Билла». – Севиче из лосося, умирает. Помогай спасать. Вот вилка.
Пока Аглая, не зная, что ей делать (не севиче же, в самом деле, есть), стоит с кузеном-рыбаком в одной руке и с вилкой, как трезубцем царя морского – в другой, Железогло кидает в один из бокалов лед, дольку апельсина и веточку розмарина, размятого длинными, с будто бы лишними фалангами, пальцами. Заливает все сверху аперитивом из бутылки. Пробует, затягивается самокруткой и сквозь табачный дым суровым взглядом Кобы смотрит на Аглаю. Платок, конечно, у нее офигенный. Аглая нашла похожий на фирменном сайте, положила в корзину, где он так пока и лежит. Нажать кнопку, чтобы оплатить, у нее не хватает духа. Двести евро, как-никак.
– Отец тебе звонил?
– Не звонил, – отвечает Аглая. – А что? Он не здесь? Я ему сама хотела звонить.
– Лучше допивай и сваливай отсюда, – произносит Анна Леонидовна. – Пока он не заявился. Злой на тебя, как черт.
– Уже заявился, – рядом с «гробом» неожиданно появляется отец. – Плесни мне тоже этого керосина вашего, – просит он Анну Леонидовну, кивая на бутылку «Lillet».
Аглая разглядывает его, словно впервые видит. Нечасто ей приходится лицезреть отца, влезшего в деловую одежду. Правда, задорого купленный в ДЛТ итальянский пиджак сидит на шестидесятитрехлетнем отце так, что портные пришли бы в отчаяние. Впрочем, вряд ли отец рассматривает свой пиджак как что-то большее, чем камуфляж, скрывающий татуировки бывшего сидельца. Еще бы прошлое владельца модного ресторана не так отчетливо проступало на его костистом, будто обглоданном болезнью лице. Или этот давний шрам на подбородке видит лишь Аглая?
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает отец вместо приветствия.
– Здравствуй. Решила зайти, попросить тебя…
– Это так теперь называется – попросить? – кивает отец на коктейль в ее руках.
Она со стуком ставит бокал на крышку «гроба».
– Сможешь забрать Даньку на выходные? Завтра? – Аглая спрашивает, будто не чувствует, как отец крысится. – Серегу попросили подмениться, он не сможет. А я на выходных улетаю в Барселону, – она спешно добавляет, увидев, как меняется лицо отца. – По работе, в командировку.
– Ясно. Могла бы просто позвонить. Я бы не обиделся, – говорит отец. – А освободившееся время с сыном, а не с рюмкой провела бы…
– Данька у меня с Сергеем, – произносит Аглая примирительной интонацией.
– Точно, – кивает отец. – У него на работе. Что, не знала? Вместо того, чтобы спать в своей постели, стерегут с папашей на пару чужое… Когда у тебя рейс?
– Рано утром в пятницу.
– А завтра работаешь до упора? И сына до следующей недели не увидишь?..
Начиная закипать, Аглая тянется к коктейлю.