Колодцы Маннергейма
Шрифт:
– Не доводилось. В прошлом году собирались с женой да не сложилось… Поэтому так заманчиво и звучит.
– Барса… – мечтательно произносит Аглая. – Стоит там очутиться – и обо всем забываешь…
– Тогда это не самый наш вариант, – хмыкает Павел. – Отель, надеюсь, пятизвездочный?
– Не отель, – качает головой Аглая. – Апартаменты с двумя спальнями. На большее моей «премии» не хватит.
– А говорили, что миллионы дороже…
– Генералу тоже приходится отчитываться. Зато летим «бизнесом». Другие билеты давно разобраны. Сами понимаете – июнь, высокий
* * *
Генеральный с Солнечной сваливают, и они с Иркой выскакивают покурить.
– Что за дрянь вы курите? – с интонацией рязановского Самохвалова вопрошает Аглая у раскочегарившей вейп замши.
На обратной дороге заходят в бухгалтерию. Аглая помнит, что здесь творилось, когда она только пришла в «ПСИ» несколько лет назад. Настоящий серпентарий. Теперь здесь Ирка и еще четверо бухгалтеров. Аглая, Ирка и «зарплатница» – Львы по гороскопу. Так что у них не бухгалтерия, а львиный прайд – без всякой, впрочем, грызни, а, наоборот, с этаким царским величием. Но из других отделов к ним без лишней надобности не суются. Побаиваются, что съедят.
Аглая присаживается на край стола заместительницы, и через минуту вся бухгалтерия с Иркиной подачи начинает делиться координатами проверенных зубных врачей. Аглая рассказывает, как недавно таскала в стоматологическую поликлинику несчастного Даньку, которому тамошний хирург раскурочил весь рот. Вспомнив про забытый в кабинете мобильник, она думает, что уже можно набрать сына. Возвращается, берет со стола «гэлэкси» и краем глаза замечает на экране монитора уведомление о письме из налоговой. Все еще держа в руке телефон, читает его.
Ей становится жарко.
Перечитав письмо, Аглая откладывает в сторону мобильный, воздевает взгляд к потолку и видит разверзшиеся над ней небеса. Заорать бы в отчаянии как бывший комэскадрон Забелин из любимого ею «Своего среди чужих»:
– Вот она моя бумажная могила! Зарыли, закопали славного бойца-кавалериста!..
Запрос по мутной конторке, с которой они в прошлом году имели неосторожность спутаться, а затем долго и упорно судились. Еще и в рамках госконтракта. Короче, плохо дело.
Рабочий день превращается в мясорубку. Все бегают, суетятся, а она из своего кабинета вертит офисом, как дети вертят диафильмы. Часть документов у юристов, что-то в бухгалтерии. Секретарь без остановки сканирует у перегревающегося МФУ…
Выныривает из работы она, когда появившаяся в ее кабинете Ирка спрашивает:
– Что, передумала лететь в Барсу, амига? С нами остаешься?
– А? – ошалело поднимает от цифр голову Аглая. – Подожди, а сколько времени?
Она оглядывается на окно, за которым плещется вечерняя Фонтанка.
– Половина восьмого. Даже слон, видишь, завалился спать.
Четыре кирпичные трубы электростанции, торчащие в промзоне на том берегу Фонтанки, и вправду похожи на задранные вверх ноги слона. А чуть сбоку в румяном небе распухает яркий газгольдер ранней луны. Аглая несколько секунд разглядывает пейзаж, словно пытаясь разгадать скрытую машинерию смены дневных декораций на ночные, и говорит про слона:
– Он потому что бухой уже. Слониха придет, пиздюлей ему вставит…
– А может, слониха сама подшофе приползет, – смеется Ирка. – Вдруг, у нее денек сегодня вроде нашего… Черт, хочу, как слониха. Сейчас с дороги позвоню своему. Чтоб, если дома, в «Аромашку» слетал. Пускай вина возьмет, спродюсирует вечерок… Красное. Или белое?.. Или белое. Но можно красное…
– Сильно только не расслабляйся. Завтра еще работку работать…
Собравшись, они не спеша выходят из малолюдного в такой час офиса, в котором по кабинетам еще ведутся бои местного значения. Где-то за соседней дверью, пожирая электричество и бумагу, документ за документом печатает принтер. В конце коридора из последних сил повизгивает загнанная за день кофемашина.
На улице зависают на покурить. Аглая параллельно инструктирует:
– Документы в налоговую готовы, папка на рабочем столе. Отправлять будешь, разбей на три-четыре письма, иначе тяжелое получится, не уйдет.
– Поняла, – кивает Ирка, которая в курсе подробностей предстоящей Аглаиной поездки. – Езжай домой, тебе собираться еще. Это надо же – с чужим мужиком на море за счет фирмы. Мой бы меня прибил… Ага-ага, всем бы так работать, амига…
6. Точить саблю
Как всегда после смены, они с папой встают поздно. В этот раз – почти в три часа дня. На самом деле Данька просыпается раньше. Несколько минут он валяется в полумраке комнаты, в которую из щелей между шторами сочится дневной свет, и вспоминает ночные приключения. Не поднимаясь с дивана, где спит, когда ночует здесь, тянется за телефоном и проверяет свою страничку Вконтакте, куда ночью выложил украдкой сделанные фотографии того дедули.
Перепачканное засохшей кровью коричневое лицо, цветные лохмотья, из-под которых виднеются татуировки, автомат на плече полицейского – толпа Данькиных друзей оценивают все это небывалым для его страницы количеством лайков. «Настоящий?» – спрашивает про автомат Данькина одноклассница Лена Протасова, у которой новая аватарка – глазастая анимешка, вся из себя кавайная лоли. «Нее, пласмасовый», – влезает Саня Копылов и ставит в конце комментария три хохочущих смайлика. Так что Андрюха со своей тетей в розовом плаще и набережной с разведенными мостами отдыхает.
В соседней комнате энергичной мелодией взрывается телефон, и Данька слышит папин хриплый, будто слежавшийся после сна голос:
– Алло…
Данька перестает прислушиваться, потому что после одного случая знает, что подслушивать чужие разговоры нельзя.
Он лезет в группу своего класса, где одноклассники обсуждает всяко-разные летние дела: кто куда уехал, кто в какое кино ходил, кто кого видел… Запостить, что ли, и туда какую-нибудь ночную фотку?
– Валяешься? – спрашивает папа, в одних трусах появляясь в полутемной комнате. – Давай вставай потихоньку, собирай постель. Будем завтракать. Или, – он раздвигает шторы, за которыми размашисто, прямо какой великан, шагает четверг, – уже обедать.