Колодцы Маннергейма
Шрифт:
Весь Данькин страх испаряется при виде этого сухого плача. Он облизывает пересохшие губы и нерешительно произносит, глядя на дедушку:
– Э-эй? – и не узнает свой голос.
3. Автокатастрофа
Услышав в ответ торопливое «спокойной ночи, мам», Аглая жмет отбой и, все еще улыбаясь, прячет телефон в сумку. Достает нераспечатанные «голуаз», которые мелким оптом, по паре-тройке блоков за раз, берет у контрабандиста, таскающего через Латвию сделанные в Испании французские сигареты. В синей пачке с крылатым галльским шлемом – двадцать стройных прелестных фей, еле слышно нашептывающих, что их вкус стоит того, чтобы не обращать внимания на предупреждение «Smoking kills».
Времени –
Наискосок напротив, только переберись через проезжую часть – «Динка прощается с детством». Очень соблазнительно, но Аглая уже дала себе зарок ходить в «Динку», откуда в трезвом уме и здравой памяти не выберешься, лишь по пятницам. А что еще?.. Отсюда, из арки слышно, как бледное пламя летних сумерек протыкают оголенные звуки трубы из дверей джаз-бара «The Hat». Соло сыграно безукоризненно, но Аглая морщится. У нее не «шляпное» настроение. Хочется другого… Больше всего – сесть в самолет, чтобы через несколько часов приземлиться в аэропорту Барселоны. Но это будет лишь в пятницу, а завтра на работе «совещательный» день, так что, если поразмыслить, стоит ограничиться еще одним коктейлем, последним, если уж без него совсем не обойтись, но сразу потом – домой, баиньки.
А где замазать этот последний, Аглая теперь даже не сомневается. Глядишь, и звонить отцу не придется.
Ноги уже несут ее из арки к ближайшему пешеходному переходу, чтобы перейти на другую сторону Белинского, оживившуюся ближе к ночи. Пока Аглая идет к перекрестку, из проезжающих машин ее обдает брызгами веселой ирландской музыки и хип-хопа. Белесая июньская луна висит над крышами домов неисправным еще с прошлых выходных манометром, когда в очередной раз зашкаливает давление в системе петербургских барных улиц. Ниже луны, под четырьмя этажами там-сям горящих разноцветных, как выставленных на стойку шотов, окон светится лимонная вывеска «B&B». То, что «B&B» – это «Brides & Bitches», а никак иначе, посетителю становится ясно, лишь когда он берет в руки меню. Полностью выносить название на вывеску хозяева не рискуют.
На минуту назад освободившееся парковочное место напротив переполненной террасы «B&B», словно камень в воду, падает карликовый блестящий паркетник. Из него, игнорируя поток несущихся мимо автомобилей, шустрыми безмозглыми водомерками выскакивают четыре худощавые девицы. Сбившись в стайку, они с хиханьками-хаханьками ныряют в двери «B&B». Те самые «brides and bitches», которым невдомек, что название ресторана владельцы позаимствовали у старого «прайватовского» порнофильма.
Узнавшая Аглаю хостес встречает ее улыбкой и вопросом, заказан ли у нее столик. Аглая отвечает, что нет, не заказан, но она ненадолго и присядет за барной стойкой.
– Конечно, – кивает хостес, – я провожу.
Она ведет Аглаю через весь ресторан, минимализм интерьера которого стильно контрастирует с нарядами гостей. В небольшом зале – полная рассадка, приглушенное освещение, чуть пересушенный кондиционерами воздух, лаунж в духе «Caf'e Del Mar», звон посуды, пронзительный, привлекающий к себе внимание смех одной из «водомерок», затеявшей меняться местами с подругой, потому что «ну девчонки, на этом месте на меня свет плохо падает». За барной стойкой в самом конце зала смуглой юлой в съехавшей на бок бабочке крутится невысокий метис Леонель, резидент «Молодых отцов» на Жуковского, время от времени берущий смены в «B&B». Поблагодарив хостес, Аглая вскарабкивается на высокую барную табуретку.
– Привет, – Лео на секунду отрывается
– Привет. Конечно.
Аглая вешает сумочку на крючок под стойкой и наблюдает за манипуляциями бармена, который вливает в шейкер лошадиную дозу «бомбей сапфира», добавляет, кажется, лимонный сок и… Если малиновый сироп, значит, на выходе состоится «клевер клаб». Так и есть. Официантка уносит зеркальный поднос с четырьмя бокалами, в каждом из которых контент с малиновой пенкой украшен парой листиков мяты, и через минуту от столика с «водомерками» раздаются восторженные возгласы.
Лео едва успевает закруглиться с «клевер клаб», как его засыпает новыми заказами, в совокупности – два «эспрессо мартини», «май тай» и целых семь мохито.
– Твою мать, да кто там такой любитель?..
– Занимайся, я подожду, – кивает Аглая.
– Может, тебе хоть воды пока?
– Обойдусь.
Лео наклоняется, отпивает из невидимого ей стакана, выпрямляется, обеими руками поправляет бабочку и очки и тянется за бутылкой белого рома.
– Запара? – спрашивает Аглая.
– Да не, сегодня по-божески, – отвечает Лео, вооружаясь мадлером, – сама видишь, одинаковое заказывают. Вот в прошлый раз как на карусели кружился… Одна «космополитен» просит, второй просечки в фужер ссыкани, третьему намути хрен знает что, похожее на то, чем он год назад в Шанхае убахивался по-черному, четвертому – тупо водоса под бороду закинуть, но из ледяной рюмки. Вылакал в жало триста «финляндии», пока та, которая с просечкой, не притабанила его, но графин так и не взял. Каждый раз в новую ледяную рюмку ему наливай. Весь вечер, представляешь?.. Пот языком со лба не успевал слизывать. Но это ладно… Рассказывай, что нового?
– Послезавтра в Барселону лечу, – решает похвастаться Аглая.
– С-с-сука! – с чувством произносит Лео, топча мадлером мяту и дольки лайма, словно вошедший в исступление серийный убийца. – А мне все лето батрачить.
– Не завидуй. Я по работе и лишь на три дня.
– Лишь на три дня, – повторяет Лео. – Я тогда хоть белой завистью. Можно?
– Белой можно, – смеется Аглая. – Привезу тебе загара на своей коже.
– У меня и своего хватает, но все равно – сука ты. Придумала, что будешь пить?
– Мне чтобы задружилось с двумя моими негрони.
– О, тебе повезло, – произносит бармен. – Я тебе сейчас такое смешаю… – обещает он и устрашающе зыркает на нее глазами-маслинами.
– Уже стремно, если честно, – почти взаправду ежится Аглая. – Может, без экспериментов обойдемся?
– Раньше надо было думать, – ухмыляется Лео, передает подошедшему рыжему официанту украшенные банановыми листьями мохито и, поманив к себе, что-то заговорщицки шепчет ему на ухо.
Официант хмыкает, кидает взгляд на Аглаю и уносит коктейли. Лео одновременно варит эспрессо для «эспрессо мартини», мутит новые мохито и «май тай», попутно выдает подскочившей к стойке взмыленной официантке бутылку охлажденного рислинга. Рыжий возвращается, чтобы забрать кофе и оставить на стойке невысокий стакан для виски, в котором на палец какой-то прозрачной жидкости. Аглая с подозрением разглядывает стакан, поворачивается к Лео:
– Это что?
– Устричный ликер.
– Устричный ликер?
– Ага, сок устрицы с морской водой. Нам вчера партию «новозеландок» подбросили. Саня из нескольких штук слил понемногу, так что будет тебе самая пушка.
– Что-то я не уверена… – тянет Аглая.
– Эй! – почти сердито прикрикивает на нее Лео, включая режим альфа–бармена. – Средиземноморский «Gin Mare», кампари, устричный ликер плюс еще кое-что по мелочи. Будто к твоим негрони вонючий кузен заявился из каталонской рыбацкой деревушки… Рыжий из-за тебя рисковал на штраф нарваться, а ты заднюю включила?