Колонисты
Шрифт:
— «Имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся», — несколько раз повторила девушка вслух. Она вспомнила, как колонисты проводят священный день отдохновения — воскресенье. Каждую неделю повторяется одно и то же. Вся работа прекращается после полудня в субботу. Зачем? Чтобы подготовиться к воскресенью. Предполагается, что это время нужно посвятить чтению Библии и молитвам, но на деле большинство людей проводит его в праздности. Когда наступает воскресное утро и колокол созывает прихожан на службу, все меньше и меньше семей покидают свои дома и направляются в церковь. Причем даже те, кто приходит в храм, делают это бездумно. Они не ощущают благоговейного трепета от предстоящей встречи с Богом.
Нынешние прихожане скорее озабочены ежегодным распределением мест в церкви, чем общением с Богом. Присцилла отлично помнила, что самые жаркие споры среди колонистов разгорелись после того, как церковному комитету не удалось добиться для миссис Александр и ее мужа-судьи места в первом ряду. Это памятное событие подтверждало теорию Присциллы: людей куда больше волнуют их положение в обществе и личное преуспевание, чем Евангелие.
Мистер Хейл готов молиться часами, но не может уделить и пяти минут собственной дочери. Его преподобие Расселл знает, как начать проповедь, но не знает, как ее закончить. Не раз случалось, что песочные часы переворачивали трижды, прежде чем он произносил последнее слово. Каждое воскресенье после молитвы оглушительный грохот опускающихся сидений возвещает о том, что прихожане озабочены только тем, как бы поскорее сесть, и их совершенно не волнует, услышит ли Господь обращенные к Нему молитвы.
Как и древнему Израилю, колониям требовался духовный лидер. Им нужна была своя Девора. Вопрос в одном: с чего начать? И тут улыбка скользнула по губам девушки — она начнет со своей скамьи.
Присцилла взяла в руки бумагу и перо и принялась писать приглашения. Она извещала девушек, с которыми сидела в церкви на одной скамье, что в ее доме будут проходить еженедельные библейские занятия. Тех, кто решит посещать эти занятия, она предложила называть «Дочери Деворы».
— Не думаю, что мой отец одобрит наши встречи, — сказала Табита Хейл.
Собравшиеся в гостиной девушки согласно закивали головами.
— Мы не делаем ничего дурного! — произнесла Присцилла твердым голосом.
Она обвела глазами всех присутствующих. Рядом с ней сидела Энн Пирпонт. Как и Присцилла, Энн не разделяла опасений Табиты. По правую руку от Энн сидела Пенелопа Чонси. После того как исчез Филип, Присцилла и Пенелопа сблизились. В церкви Пенелопа теперь садилась только на скамью для молодых леди. Около Пенелопы на краешке дивана притулилась Эмма Александр, застенчивая и милая девушка, дочь городского юриста, занимающегося имущественными делами (не так давно он стал судьей). Подле Эммы расположились Табита Хейл и Рут Купер, дочь преуспевающего торговца обувью, владельца магазинов в Бостоне, Роксбери и Кембридже.
— Наша цель — молиться за духовное возрождение колонии, — сказала Присцилла. — Что же тут плохого?
— Разве это не мужское дело? — спросила Пенелопа.
— Это дело каждого христианина, — ответила Присцилла. — И не важно, мужчина он или женщина.
Однако ее довод не показался девушкам убедительным. И тогда она, чуть поразмыслив, сказала:
— На мой взгляд, Господь пробуждает в душе человека тревогу для того, чтобы он совершил какой-то поступок, решился на какой-то шаг. Ну а если Всевышний наделил человека талантом, значит, он должен использовать этот дар во славу Господа.
— Дар?
— Духовный дар или талант, — пояснила Присцилла. — Все мы, к примеру, знаем, что Господь одарил Энн поэтическим талантом. Неужели Он наградил бы ее этим даром, если бы не хотел, чтобы она им воспользовалась?
Никто не возразил Присцилле, и она продолжила:
— В Библии сказано, что Господь
— По-моему, у меня нет никаких талантов, — грустно покачала головой Эмма.
— Вместе мы сумеем их найти, — ответила Присцилла.
— Значит, мы не будем делать ничего плохого? — спросила Табита.
— В молитвах и взаимной поддержке нет ничего дурного, — сказала Присцилла.
«Дочери Деворы» устраивали встречи каждую неделю. Правда, первое время на собраниях был слышен только голос Присциллы. Она читала Священное Писание, побуждала девушек искать в себе таланты, молилась за каждую из них. Спустя два месяца Присцилла попросила Энн почитать свои стихи.
— Папа сказал, что сочинять стихи — занятие мужское, — вмешалась Табита. — Женщинам вообще незачем читать и писать.
Энн улыбнулась.
— Мой отец тоже так думает, — сказала она. — Ему не нравится, что я пишу стихи. Он говорит, что так я распугаю всех женихов.
— И ты продолжаешь сочинять стихи, зная, что твой отец этого не одобряет? — недоверчиво спросила Эмма, которой сама мысль о подобном своеволии казалась кощунственной.
— Я пыталась бросить, — произнесла Энн со своей обычной тихой улыбкой. — Но слова сами приходят ко мне. Порой мне кажется, что они идут от Бога. Разве я могу их не записать?
Девушки потрясенно молчали.
— Сначала меня это беспокоило, но потом я узнала, что не одна я такая. То же самое чувствовал мой любимый поэт.
— А кто твой любимый поэт? — спросила Рут.
— Энн Брэдстрит [19] .
Девушки озадаченно переглянулись.
— Вы никогда о ней не слышали? — изумилась Энн.
Девушки отрицательно покачали головами.
— Она одна из нас, — сказала Энн. — Из колонистов. Она приехала в Америку в 1630 году. Ее семья обосновалась здесь, в Кембридже, тогда он назывался Ньютаун. Она была замужем, растила восьмерых детей — и писала стихи; вот только ей все время приходилось отстаивать свое право заниматься поэзией. Не всем хватало широты ума и воззрений. Мало кто смог оценить то, что сочинила женщина. Послушайте, эти строки она написала в минуты отчаяния.
19
Брэдстрит Энн (ок. 1612–1672) — американская поэтесса. Сборник ее стихов «Десятая муза, недавно появившаяся в Америке» (1650) стал первой в истории американской литературы книгой, написанной женщиной. Находилась под влиянием английских поэтов-гуманистов Филипа Сидни (1554–1586) и Эдхмунда Спенсера (ок. 1552–1599). Ее муж, Саймон Брэдстрит (1603–1697), был губернатором колонии Массачусетс.
Энн достала небольшой, протертый на сгибах до дыр лист бумаги и прочла:
Злым языкам покоя нет как нет, Коль за перо мои берутся пальцы. «Ее забота — скалка или пяльцы, Что за нелепость — женщина-поэт». И мастерство здесь не меняет дела, — Увидев, что мне удалась строка, «Случайно вышло или подглядела», — Презрительно процедят свысока.Юная поэтесса благоговейно сложила листок со стихотворением и после короткой паузы сказала: