Колонисты
Шрифт:
Вдова Стернз оказалась очень удачливой предпринимательницей. Наделенная подвижным умом и завидной трезвостью, она мгновенно уловила, что мужчины всерьез не воспринимают женщину в качестве главы компании, и все свои дела вела через третьих лиц, неизменно сохраняя инкогнито. Начала Присцилла с вложений в конкурентов Дэниэла Коула, без особого усилия обеспечив им преимущество над преуспевающим коммерсантом. Вторым ее шагом была скупка мелких компаний и вытеснение не очень расторопных предпринимателей, что сделало ее крупным собственником. Присцилла гордилась своими успехами, ее дела пошли, и это доставляло ей определенное удовлетворение. Но не меньше вдову Стернз тешила
Энн опустила книгу на колени и вздохнула. Услышав этот вздох, Присцилла оторвалась от своих подсчетов и записей и подняла глаза на подругу. Девушка сидела в кресле-качалке у огромного окна, выходившего в сад. Под окном пышно цвели желтые и красные розы, обсаженная живой изгородью дорожка вела к фонтану с маленьким водопадом, — эта идиллическая картинка как нельзя лучше подходила к облику юной поэтессы, полной надежд и почти детской непосредственности. Теплые солнечные лучи освещали шелковистую кожу Энн, ее ясные светло-серые глаза и милую нижнюю губку, такую пухлую, что она казалась слегка надутой, как у обиженного ребенка. «До чего она не похожа на меня», — подумала Присцилла и почти позавидовала тонкой талии Энн, ее узким запястьям и изящным рукам, с какой-то особой грацией державшим раскрытую книгу. Пожалуй, Энн выглядела бы еще более юной и невинной, если бы вместо книги в ее руках была кукла.
— Извини, Присцилла, я тебе помешала.
Присцилла махнула рукой.
— Скучная механическая работа.
Она отложила гусиное перо и потянулась.
— Я с удовольствием сделаю перерыв. Тебя что-то тревожит, дорогая?
Смешавшись, Энн опустила глаза.
— Да, — тихо сказала она. — То есть нет.
Энн снова подняла на подругу свой чистый ясный взор.
— Немного. Мне кажется… Хотя… Ай, наверное, зря.
— Умеют же эти поэты выразить свою мысль! — восхитилась Присцилла.
Энн рассмеялась и сказала проще:
— Я думаю о Энн Брэдстрит…
— Твоей любимой поэтессе?
Энн кивнула.
— Когда я читаю ее стихи, я все время упираюсь в одно и то же: жаль, что это написала не я. Это мои мысли! И как Брэдстрит умеет дарить их нам словами! Наверное, мне не стоит и пытаться.
— Глупости! У тебя прекрасные стихи.
— Ты очень добра, Присцилла, но… Вот послушай. — Она поднесла книгу к глазам и прочла:
Когда руке послушен штурвал, Вдали от земных путей Не тронет тоска души моряка, Ведь он — хозяин морей. Но если ветер злой засвистит, Померкнет неба лазурь, О тихой гавани он грустит, Что защитит от бурь.— Ты все время думаешь о Джареде, — улыбнулась Присцилла.
— Прошло так много времени, а я получила всего одно письмо. Не знаю, помнит ли он еще обо мне. Может, хотя бы во время шторма ему хочется оказаться дома, рядом со мной.
Ее мечтательный взгляд говорил о том, что мысленно она видит Джареда, где-то далеко в море тоскующего по ней.
— Госпожа Брэдстрит уже написала все, что я чувствую. Ты понимаешь мою беду?
По правде сказать, Присцилла
— По-моему, ты напрасно робеешь. Твои стихи ничуть не хуже стихов госпожи Брэдстрит.
Поняв, что ее слова не показались Энн убедительными, Присцилла попросила:
— Прочти мне стихотворение, которое ты написала сегодня ночью.
— Боюсь, мне кажется, над ним еще нужно поработать.
— Послушай, Энн, позволь мне самой составить мнение. Пожалуйста.
Отложив в сторону книгу, Энн достала из ящика стола исписанный листок. Чистым, нежным голосом она начала читать:
Мой мальчик, Вслед за радугой спеши, Дорогу выбирай, ведущую к вершине, И помни, что в любой пустыне Под раскаленными песками есть вода. Поверь, мой мальчик, Слезы высохнут, боль сменится надеждой — Так ночь всегда кончается рассветом. Ты только не забудь раздвинуть шторы, Чтоб первые лучи не пропустить. Мой мальчик, Пой о радости, не прячась, в полный голос, Но знай, молитва не должна быть громкой. Все, что ты скажешь, эхо повторит, Твою молитву возвратив тебе С надеждой.— Как это тебе удается? — воскликнула Присцилла, не отрывая взгляда от подруги.
Слова Энн показались ей каплями дождя, падающими на иссушенную солнцем землю.
— Что, писать стихи?
Присцилла отрицательно покачала головой; она едва сдерживалась, чтобы не расплакаться.
— Нет, оставаться оптимисткой. Если бы я была способна так сильно верить в надежду!
В этот момент в дверь постучали. Ласково прикоснувшись к плечу Присциллы, которая украдкой смахнула слезы, и шепнув ей: — Мы еще поговорим об этом, — Энн пошла следом за чернокожим слугой посмотреть, кто к ним пришел.
Оставшись одна, Присцилла рассердилась на себя: ну вот, расчувствовалась, как сентиментальная барышня. Но ей пришлось немедленно взять себя в руки: из гостиной она услышала, как открылась входная дверь и мужской голос спросил что-то про дымоходы. Присцилла вскочила. Она наняла трубочиста почистить дымоходы, но трубочист должен был сделать это вчера! Ладно, она объяснит этому трубочисту, что значит опоздать на целый день. И вдова Стернз, готовая к бою, решительным шагом вышла из гостиной.
— Присцилла, дорогая, посмотри, кто пришел чистить наши дымоходы! — воскликнула Энн.
В дверях стоял высокий, статный человек с волнистыми волосами с приятным рыжевато-каштановым отливом, с головы до пят он был покрыт густым слоем сажи. В руках у него была целая охапка метел и щеток, таких же закопченных, как он сам.
— Узнаешь, кто это? — возбужденно тараторила Энн. — Мистер Питер Гиббс! Помнишь? Это он пытался спасти Джареда! Хозяин таверны.
— Бывший хозяин таверны. В прошлом, — сказал покрытый сажей человек и обратился к Присцилле: — А вы миссис Стернз?