Колоски
Шрифт:
И хором подхватили: «Магия, магия! Вот такая магия!», и в ладоши в такт захлопали. И Дон с ними, его голос Лайм всегда узнает. Это куда это их занесло? И почему в голове такая каша? Он… Он… так, стоп. Дон его всё-таки поднял? Твою мать! Ведь просил же этого не делать! Сейчас отловлю и так отпинаю! Лайм резко сел — и пожалел. Голова попыталась продолжить движение вперёд, но шея оказалась против, позвонки хрустнули, челюсти клацнули. Да что ж такое? Голова более-менее соображает, а тело не слушается, всё непривычно дряблое, вялое. Он же просто сидит, а все мышцы трясутся от напряжения. И это Большой Палец Руки Короны! Мечник с пятисотлетним стажем! Это так и должно быть после поднятия? И голый, в чём мама родила. Дон, скотина! Хоть бы трусы на начальство натянул! Ладно, надо оглядеться.
У противоположной стены — стол, за столом компания. Два мужика, один дикарь и… женщина? Блин, чем вообще они тут занимаются? Пьяные, полуголые… Надеюсь, я в этом участия не принимал? Да ещё так, что об этом не помню? Ой, тьфу, нет, даже думать о таком не хочется. Непонятно. Замнём. Пьют из белых лабораторных тиглей, куски жареного мяса грудой лежат прямо на столешнице. В этот момент его крепко пнули в ногу и капризно пробормотали что-то вроде: «Да лежи ты спокойно, противный какой!» Ещё двое. Спят. Пьяные, выхлоп на метр. Одетые, между прочим. Вампиры — по ушам видно. Мелкие какие-то… Подростки?!! Их тоже подняли?!! Споили и подняли… Жнец Великий, куда я попал?! С кем Дон, дурак такой, связался?! И меня связал до кучи. Или… Это операция Руки Короны? Накрыли банду магов? Дон пытается войти в доверие? Да-а, чувствуется, вошёл капитально. И дверь за собой закрыл. И как отсюда выскребаться — непонятно. Не силовыми методами, это ясно. Оружия нет, голый, все мышцы — как кисель, шея голову не держит! Стоп, а мои-то уши? Блин, рука от слабости трясётся, не поднять… Да нет, нормальные уши, как были, так и есть, значит — не вампир, значит — не подняли. Тогда почему такое состояние? Последнее, что в памяти имеется — как с ювелиром разговаривал, насчёт подарка для Дона. И всё, обрыв. По голове дали так, что память отшибло? Когда? Где? Дон здесь ради меня? Ни-че-го не понимаю…
Рыжая, как морковка, женщина в одной рубахе не по росту, подпоясанной по этому поводу неровной кожаной полосой, вдруг повернула к нему голову и расплылась в пьяной улыбке:
— Ой! Просну-улся! Дон! До-он! Гляди-ка — лупает зенками этот твой, как его? Грейпф-фр-рут! — энергичный кивок головой помог выговорить трудное слово.
— Он не гыпф-ф… Не гр-рых… он Лайм! — возмутился пьяный в лоск вампир, в котором Лайм узнал Донни. Он даже попытался встать, но это усилие сломило его окончательно, и он сонно засопел, уткнувшись в сложенные руки.
— Ну, пусь лимон, — покладисто согласилась женщина. — Иди сюда, ссынтрус неведомый! Мяса хошь? — помахала она куском жареного мяса, подманивая Лайма. Он сглотнул слюну. Есть и правда хотелось. Только — как встать-то?
— Не из-з-зевайся… над убогим, — вмешался ещё один пьяный незнакомец с очень странными глазами. — Он же ж этот… новорожженный. Он же не мож-жет, — помотал он головой.
— А? А! А-я-яй! Ну, щас я, щас… — женщина, надёжно зажав в кулаке здоровенный кусок мяса, встала, покачалась, установила направление и пошла. И сумела-таки дойти. Хоть её и занесло, упала она между Лаймом и спящими подростками. — На, фрухт! — сунула она ему кусок в руку. — Жуй! А-а-ха-ха! — сладко зевнула она, откидываясь на спину и облизывая измазанную в мясном соке руку. Потом критически осмотрела и, не долго думая, вытерла её об собственное пузо.
— Лиса! — свёл брови в усилии мысли тот, второй. — Ты… это… рядом. Ну-ка, скажи… это… Какие у него глаза?
— Какие глаза? — Лиса вывернула шею, заглядывая Лайму в лицо. Он твёрдо встретил её вопрошающий взгляд. — Ка-акие глаза-а, — мечтательно протянула Лиса, опять разулыбавшись.
— Пьянь! — удручённо кивнул незнакомец. — И вот это вот… ез-зинс-свинья… е-дин-ствен-ная, — старательно поправился он, встретив резко сфокусировавшийся взгляд Лисы, — дракхия в моём племени! Мать… драконов. Цвет? Цвет глаз у него какой?
— А я, что ль, виновата, что у тя, кроме вина, и пить-то нечего? — возмутилась рыжая. — Дон касс-срюлю у-утопил, а я виновата, да-а? Как у тебя, у него глаза, — обиженно отвернулась она, но уткнулась при этом в живот спящего вампира. Это ей тоже не понравилось, пришлось сесть, а для устойчивости опереться на того, кто сидел в пределах досягаемости. Лайм с трудом выдержал дополнительную нагрузку, но решил не показывать слабости. Нельзя выглядеть слабым при нехватке информации. Незнание — уже слабость, зачем же усугублять? Но, похоже, никому здесь до всяких стратегических построений дела не было никакого. Незнакомец, вполне удовлетворённый ответом, беспечно задремал, привалившись к стене. Бодрствующих, кроме Лайма и рыжей, не осталось.
— Извините, а вы кто? — осторожно поинтересовался Лайм. Сидел он, сильно наклонившись вперёд, почти сложившись пополам и перекосившись на один бок. Рука, на которую он опирался, уже дрожала от напряжения, во второй было мясо.
— Мы-ы? Да ты жуй, жуй! А я тебе сё-ё щас расскажу! — кивнула у его плеча рыжая макушка. — Это вот Ри. Который Пэр. Который ле Скайн. А эт — Дон, ты его знаешь. И он тебя. А эт, головой в мясе спит, эт Роган, он маг, — тыкал в присутствующих её палец. — Вот тут Старейшины вампирские валяются, Йэльф и Вэйт. А я Лиса. Во. И все драконы. Вот они не драконы. А мы драконы. И ты дракон. Круто, да? — пьяно захихикала она. — Был браслет — а стал дракон! Дай кусить, — она наклонилась и прямо из его руки бесцеремонно отгрызла кусок жаркого. — Есть всё время хочется, — мгновенно прожевав, пожаловалась она. — И трезвеешь на раз просто. Дурацкий мента…блинизм. Не, ме-та-бо-лизм, во! Вот, видишь — пьяные, да? Через час трезвые, как стекло будут. Уже в третий раз, — вздохнула она. — Ты ешь, ты ж голодный, по себе знаю. Или тебе никак?
Лайм наконец сунул кусок в рот… и не смог даже откусить. Челюсти были слабые, как будто и не его. Лиса вздохнула. Ри предупреждал, что так может получиться. Она слезла с кипы шкур и притащила последнее яйцо. На этот раз её почти не шатало, протрезвела она действительно на удивление быстро.
— На. Сосать-то можешь? Соли вот посыпь в дырочку и пей. А мясо давай сюда, я сама догрызу, — и она опять плюхнулась рядом на кипу шкур.
Яйцо кончилось до обидного быстро. Надо же, как вкусно! Или это от голода кажется?
— Больше нету, — развела руками рыжая. — Ты подожди, щас ребята проспятся — домой пойдём, там и накормлю. Молоко там, творог, котлетки мягкие. Мы ж чего — ждали, когда очнёшься. Непонятно же — с собой тебя, или уничтожить. Вот и сидели — снимали этот… стресс. Уже два ящика того, проснимали…
— Уничтожить? А… почему? — похолодел Лайм. Не рано ли он расслабился?
— Так не знали ж мы — как у тебя с головой. Не с памятью, а с мозгами, понимаешь? Вдруг ты кормлец — и кому проблему надо? Даже в Госпиталь никак, ты ж мёртвым числишься! А хоть и с памятью — младенец твоих размеров мне в доме как-то на фиг не нужен! Тогда кому-нибудь остаться пришлось бы. Кормить тебя, попу мыть и вообще… воспитывать.
Лайм лихорадочно и безуспешно попытался припомнить хоть что-то. Мёртвым числюсь? Почему? Как это произошло? Ничего в голове умного не появляется, хоть убейся!
— Вы извините, райя… Лиса? Но я всё равно ничего не понимаю, — очень вежливо извинился Лайм. Лиса даже поперхнулась. И уставилась на него через плечо с обидой. Даже с возмущением.
— Вы предпочитаете официальное обращение, райн Лаймон? Тогда вам следовало сказать это сразу, я не стала бы навязывать вам своё общество! — гордо фыркнула она, вскочила и отошла к столу. Лайм растерялся. Кажется, он её обидел. Но чем? И какая странная перемена: только что была свойски болтающая тётка — и вдруг… разгневанная дама. И даже заляпанная вином и жиром рубаха с чужого плеча стала выглядеть на ней экстравагантным нарядом, вот что делает осанка…