Колумбы российские
Шрифт:
Только через несколько месяцев после изгнания Шеффера король Тамори получил известие от императора Александра, что исполнение просьбы короля Тамори о принятии его в русское подданство признается неудобным в связи с международным положением. Император распорядился, чтобы правитель Баранов, «по возможности дружелюбным образом» возвратил королю Тамори акт, составленный Шеффером и подписанный Тамори. Чтобы подсластить пилюлю, государь пожаловал королю золотую медаль на ленте ордена Св. Анны, где была выбита надпись: «Владетелю Сандвичевых островов Тамори в знак дружбы его к россиянам». Кроме того, королю переслали ценный кортик в дорогой оправе.
Так закончилась история Гавайский
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ: ВОЗВРАЩЕНИЕ
1
Шум, поднятый Шеффером на Гавайях, и те международные осложнения, которые были вызваны его поступками, оставили в тени эпопею Тараканова и его друзей.
Шеффер, сбежав на американском корабле в Кантон, оставил «Кадьяк» с Таракановым и шестьюдесятью русскими и алеутами на произвол гавайцев, захвативших их в плен, — новое пленение для Тараканова в бесконечной серии в его жизни. Бедной Марии, проливавшей слезы на Кадьяке и тщетно ожидавшей его возвращения, очевидно, нужно было снова запастись терпением.
Король Томеа-меа, сердитый на Шеффера, послал всех русских пленников на принудительные работы на своих плантациях.
И опять, как прежде, Тараканов сумел объединить своих соотечественников, поднять их моральный дух, вселить надежду на спасение, а своей русской смекалкой умелец Тимофей быстро расположил к себе короля Томеа-меа настолько, что остальные восемь месяцев, проведенные в плену, не были слишком тяжелыми.
Восемь месяцев пленения прошло после бегства доктора Шеффера, прежде чем Тараканов и бывшие с ним русские и алеуты смогли, наконец, получить свободу и отправиться домой, но… опять не прямым путем. Получив разрешение короля выехать на родину, Тараканов прежде всего продал за какие-то гроши корабль «Кадьяк», совершенно уже не пригодный для морских путешествий, одному из иностранцев на Сандвичевых островах.
Нужно было подыскивать судно, которое направлялось бы в Новоархангельск, и договориться с капитаном о доставке более шестидесяти человек на остров Ситку. Таких кораблей на Гавайях в то время не было, но один из шкиперов, американец Джонс, согласился доставить их всех в Новоархангельск, правда, только после того как они поохотятся у калифорнийских берегов.
Слишком хорошо помнил Тараканов Калифорнию и сначала категорически отказался — его страшила угроза нового пленения в этих местах, где он уже пробыл в неволе более трех лет.
Джонс пожал плечами:
— А кто вас повезет? Сами видите — нет кораблей, идущих в Новоархангельск. Я предлагаю хорошие условия — после охоты доставлю вас в берлогу Баранова, а кроме того, каждый из вас подзаработает немного. Иначе будете еще долго сидеть здесь!
Тараканов согласился, и в середине лета 1818 года люди, находившиеся в подчинении Тараканова, погрузились на корабль. Как ни странно, но все они за эти долгие месяцы обжились, привыкли к гавайской жизни и даже некоторые завели себе «жен» из гавайских девушек. Пришло время поднимать якорь и отправляться в далекий путь к берегам Калифорнии. Одно только запретил король Томеа-меа — ни одна гавайская девушка не могла покинуть Сандвичевы острова. Промышленным и алеутам пришлось оставить своих подруг.
Королю очень полюбились русские, и когда те уезжали, он передал Тараканову письмо для Баранова. В весьма витиеватых тонах король объяснил
2
Путешествие на корабле капитана Джонса от Сандвичевых островов до берегов Калифорнии было не из приятных как из-за перегруженности судна, так и из-за жестокости шкипера. Переход был тяжелый, море бурное, а сидеть в тесном трюме было невыносимо — трюм был душный, вонючий, и в нем просто не хватало воздуха для шестидесяти человек. Многие предпочитали оставаться весь день на мокрой палубе, постоянно обдаваемые холодными солеными брызгами, срывавшимися с верхушек волн.
Наконец, океан пройден, и уже — правда, на большом расстоянии — можно было различить приближающийся берег Калифорнии. Корабль держал курс на Форт Росс, с приближением к которому стало заметно теплее, а главное — бурное море осталось позади.
Тараканов не мог удержаться от слез, когда корабль остановился и стал на якорь, из форта Росс на шлюпке прибыл сам правитель форта Кусков с несколькими из своих промышленных. Тараканов и Кусков встретились, как родные, крепко обнялись… Тимофей просто не мог сказать ни одного слова от охвативших его чувств.
— Пять лет в неволе… — прошептал он наконец, — пять лет не был я дома…
— Ждут тебя, Тимофей, ждут и в Новоархангельске, и на Кадьяке — измучилась жена твоя, заждалась тебя…
Едва ли нужно много говорить о том приеме, который был оказан «калифорнийцами» форта Росс группе промышленных и охотников, возвратившихся домой из долгой неволи. Кусков и его люди открыли для прибывших свои дома, склады, амбары и… сердца.
В то время, как на борт корабля грузились продукты и вода, наблюдательный Тараканов успел осмотреть все селение и первым делом побывал в небольшой часовенке в углу крепости, где помолился перед большой иконой Спасителя, — благодарил он и молился за свое спасение из плена и за то, что несмотря на все тяготы вернулся здоровым… помолился о тех, кто не выдержали неволи и непосильного труда и ушли в другой мир.
Глазам своим не верил Тимофей, увидев все то благополучие и довольство, царившие в селении Росс — в этом маленьком, но быстро разрастающемся клочке России на калифорнийских берегах. Всего здесь было вдоволь. Много скота паслось на склонах холмов, что обеспечивало обильные запасы мяса, молока и масла, огороды ломились от необыкновенных урожаев овощей. Но больше всего поразило Тараканова полное отсутствие вражды между русскими и индейцами. Обращение с ними было самое дружественное — и среди русских даже и мысли не было, чтобы эти соседи-индейцы когда бы то ни было могли напасть на них. Слишком хорошо помнил Тимофей положение индейцев в испанских миссиях, где со скотиной обращались лучше, чем с подневольными индейцами.
3
Нагружен корабль необходимыми запасами и продуктами, сердечно распрощался Тимофей с Кусковым и снова в путь, домой в Новоархангельск.
— Передавай наш глубокий поклон Александру Андреевичу, расскажи, как мы здесь живем и работаем, — на прощание сказал Кусков, — пишем мы ему аккуратно, сообщаем о своих делах, но ты ему расскажи все, что видел своими глазами… Хотелось бы повидаться с ним… семь лет почти, как мы расстались — долгий срок…
— Все расскажу, Иван Александрович, узнает он о всех чудесах, что вы здесь натворили за такой короткий срок… Крепость настоящую поставили, да и селение разрослось… поля, тучные стада — я просто глазам не верю…