Колумбы российские
Шрифт:
Не терпелось Тимофею, хотелось скорее домой к жене на Кадьяк. Баранов понимал это и устроил так, чтобы Тимофей мог отправиться на свой остров с первым же кораблем.
Знала Мария, что вернется ее суженый, как возвращался он и раньше из индейского плена. И ее надежды и молитвы не были напрасными. Тимофей вернулся!..
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ: ОБРУЧЕНИЕ
1
Много событий произошло в Новоархангельске за время отсутствия Тимофея Тараканова, и особенно в 1817 год. Баранов сильно постарел к этому времени и не был больше похож на прежнего «ушкуйника», всегда бывавшего впереди своих соратников сорвиголов. Он стал очень религиозным и хотя по-прежнему любил пригубить вина, но теперь от него редко
Дети Баранова выросли и стали отцовской гордостью. К концу 1817 года Антипатру уже было двадцать лет, и физически он совместил в себе все самое лучшее, что было у его родителей — силу, крепкие мускулы отца и гордую красоту матери. Антипатр чувствовал, что ему подходило время выходить на широкую дорогу, пора было распустить свои орлиные крылья. Маленьким мальчиком он любил проводить время на открытом воздухе, играя и соревнуясь со своими сверстниками, лихо бороздил морские воды на собственной байдарке или мастерски выпускал стрелы из лука, — теперь же он больше времени проводил в библиотеке отца за книгами.
Читал он с упоением, в основном описания морских путешествий, морских сражений, и, читая эти книги, уносился далеко от Ситки в разные уголки земного шара. Не было, казалось, на Земле ни одной страны, где он не побывал мысленно. Читая приключенческие книги, он в то же время занимался и серьезной литературой, подготавливая себя к заветной профессии морехода. В мечтах он уже был капитаном быстроходного корабля, стремительно несущегося вперед на всех парусах… видел себя в европейских странах, впитывающим старую европейскую культуру… бывал он в мечтах и в портах экзотического Востока — в Китае и Индии, — куда только не уносили его мечты!
Может быть, поэтому, предвидя свои будущие путешествия, Антипатр увлекся иностранными языками. Повезло Баранову с гувернером детей. Американец Джонс был на редкость образованным человеком, сумевшим многое передать Антипатру и Ирине. К счастью, кроме своего родного языка, он прекрасно владел немецким и французским и, помимо овладения другими знаниями, его способные воспитанники совершенно свободно говорили на трех иностранных языках. Для Баранова теперь не было никаких затруднений в переговорах со шкиперами иностранных кораблей. Антипатр стал его постоянным переводчиком.
Ирине в это время исполнилось пятнадцать лет, но она выглядела совсем взрослой, как яркий северный цветок, вдруг скинувший свою зимнюю одежду и в короткий срок распустившийся. Красота Ирины была необычной. Смешение русской и индейской крови создало творение редкой красоты. Сам Баранов глаз не мог отвести от своей дочурки — ему просто не верилось, что эта красавица была его дочерью.
Ирина, конечно, сознавала, что она красива. Она знала это не только потому, что видела себя в зеркале каждый день, но и по долгим томительным взглядам, которыми провожали ее люди — молодые и старые. Иностранные шкипера открыто любовались девушкой и не стеснялись говорить об этом ей и ее отцу. Молодые морские офицеры с кораблей, изредка приходивших из Петербурга, сразу же влюблялись в нее, и она спокойно, гордая сознанием своей красоты, позволяла им поклоняться ей. Сама она была еще слишком молода, чтобы серьезно увлечься кем-либо из этих вздыхателей. Ее просто забавляло наблюдать, как молодые офицеры следовали за ней, готовые исполнить любое ее приказание.
Восторги поклонников Ирину не испортили. Она поражала всех врожденным тактом, умением себя держать и вести разговор — все это было удивительно потому, что она, в сущности, была дочерью неграмотной индианки и отца, которого едва ли можно было назвать образованным человеком. Врожденный такт Ирина, конечно, унаследовала от матери, пусть и не образованной женщины, но дочери вождя, принцессы. А всем остальным Ирина была обязана своему необыкновенному гувернеру, мистеру Джонсу.
Как и Антипатр, Ирина получила основы хорошего образования от гувернера, а дальше — как и Антипатр, углубилась в мир фантазии, который обнаружила в обширной библиотеке отца. Диапазон ее чтения был несколько иным чем у брата. Она больше увлекалась произведениями изящной литературы. Вторым ее увлечением была музыка, опять-таки благодаря Джонсу, приучившему ее любить игру на фортепьяно. По своему поведению, манерам и такту Ирина ничем не отличалась от барышень аристократических семей, выросших в тепличных гостиных Петербурга и других крупных городов России. Тот факт, что в далеком Новоархангельске,
Любили Ирину все — не только ловеласы с приходивших кораблей, но боготворили ее и скромные алеуты и алеутки, не говоря уже о русских промышленных. Даже редкие гости — свирепые колоши с уважением относились к ней, может быть, потому, что знали, — она внучка большого, важного вождя с Кенайского полуострова.
Каждый раз, когда Ирина появлялась в селении, куда она ходила для прогулки или навестить больных, а часто и для того, чтобы помочь детям в преодолении трудностей русской азбуки, у всех становилось радостнее и веселее на душе. Мужчины скидывали шапки и сердечно приветствовали ее, женщины улыбались и долго провожали ее взглядом. Ирина знала, что к ней относятся с уважением и любовью, и, может быть, поэтому, несмотря на свои пятнадцать лет, держала себя с большим достоинством. Можно было подумать, что она была принцесса, дочь владетеля средневекового княжества или замка. Да иностранцы и называли жилище правителя «дворцом Баранова». Она и была принцессой, не только как дочь индейской принцессы, но и как дочь влиятельного и могущественного главного правителя американской колонии Российско-Американской компании, которого гавайский царек называл «королем Севера». Она была «хозяйкой» колонии на Ситке и хозяйкой всех селений на всех островах. И ее все признавали таковой. Но любили и уважали ее не за ее положение, а за ту необыкновенную доброту, теплоту, врожденную тактичность и отзывчивость, которые были неотделимой частью ее характера. Никто никогда не видел ее раздраженной или сердитой… никогда от нее никто не слышал раздраженного или грубого слова. Даже когда ее отец вдруг вскипал и был в ужасном настроении, для Ирины было довольно подойти к нему и положить свою маленькую ручку на его губы, и рычащий лев превращался в смирного ягненка.
2
Баранов знал, что пришла старость. Авантюра доктора Шеффера на Сандвичевых островах, которая обошлась компании больше чем в двести тысяч рублей, казалось, прибавила с десяток лет к его годам. Вероятно, в первый раз в жизни его обошли, и эта ошибка стоила ему и компании огромных денег. Дело Шеффера теперь было закрыто, но Баранов потерял веру в свою способность выбирать и оценивать людей. Он проклинал день, когда «Суворов» с лейтенантом Лазаревым появился в гавани и оставил ему «подарок» — Шеффера, от которого команда корабля была рада отделаться. Баранов знал, что он постарел и что пора уходить на покой. Эта мысль последнее время неотступно преследовала его — нужно уйти и, наконец, добиться для себя покоя, которого у него никогда не было в Америке. Не знал Баранов насколько близки эти мысли были к действительности, не знал, что в Петербурге правление компании пришло, после возвращения Лазарева, к тому же решению — найти ему преемника. На этот раз колония должна перейти из периода боевого, организационного в период нормальной деловой активности, и для такой деятельности нужны будут не торговцы, а администраторы. Решено было, что следующим правителем будет морской офицер, желательно из тех, кто уже бывал в Новоархангельске.
В середине лета, 22 июля 1817 года, в Новоархангельск неожиданно опять пришел «Суворов» из Кронштадта, но на этот раз под командой лейтенанта Панафидина. В составе экипажа корабля было два лейтенанта — Яновский и Новосильцев, первый из которых вписал свое имя в анналы колонии, но об этом позже…
Баранов был приятно удивлен, когда увидел, что командиром судна не Лазарев, с которым у него были весьма натянутые отношения. С капитаном и офицерами корабля на этот раз установились хорошие отношения, особенно с молодым лейтенантом Яновским, — и не без причины, потому что Баранов приметил, что Яновский глаз не сводил с Ирины.
«Суворов» привез в колонию богатый груз, общей стоимостью больше миллиона рублей.
Вот и еще одна зима подошла. Сильные штормовые ветры возвестили о наступлении ветреной, холодной, дождливой зимы с частыми снегопадами. Смесь снега и дождя сделала дороги непроходимыми, люди вязли в грязи. Они старались больше времени проводить в крепких, теплых избах, где постоянно горели большие поленья дров, поддерживающие тепло в домах. Тяжело приходилось тем, кому необходимо быть на дворе, например часовым у ворот и стен крепости, день и ночь стоявшим на посту. Нелегко было и охотникам регулярно заниматься своим промыслом.