Колумбы российские
Шрифт:
Баранов снова загорелся… его настроение поднялось, и он стал торопливо готовиться к отъезду. Если он нужен в Петербурге — нельзя мешкать. Двадцать восемь лет пробыл Александр Андреевич в Америке, и пришло ему время ехать на родину.
Со времени возвращения Гагемейстера прошло более полутора месяца. Все это время Баранов был в лихорадочном оживлении, собираясь к отъезду и ликвидируя все свои дела в Новоархангельске.
Оставалось несколько дней до отплытия. Все уже было готово и уложено в сундуки. Эти несколько последних дней Баранов провел со своими детьми. Он очень гордился своей Ириной, теперь по праву «хозяйки» Новоархангельска, и ее мужем Семеном Яновским, показавшим большие административные способности.
Дня за два до отъезда к Баранову прибежал возбужденный Антипатр, теперь взрослый, красивый молодой человек, с замечательной новостью:
— Папа, подумай только, что сказал мне капитан Головнин!
— Что такое? Что случилось?
— Он сказал, что поражен моими знаниями в области истории и географии, а главное — в искусстве навигации, и обещал, что возьмет меня на свой корабль… Это будет самой лучшей школой для меня в кораблевождении… и мало того, он сказал, что когда корабль вернется в Кронштадт, то окажет мне содействие в поступлении в Морской корпус. Просто не верится, что я смогу стать морским офицером.
Баранов прослезился, услышав эту новость:
— Богородица-заступница услышала наши молитвы и защитила нас Своим Покровом… — произнес он, — как видишь, мы оба совсем неожиданно отправляемся в Петербург на разных кораблях. Пожалуй, я буду там раньше тебя. Головнин хочет зайти еще в несколько иностранных портов… Вот только тяжело оставлять одну Иринку… ну да она не одна, с мужем теперь… А потом — разлука будет недолгая… года через два-три и она поедет с Семеном в Петербург, и там вся наша семья будет опять вместе…
3
Накануне отъезда к Баранову вдруг явились вожди соседних индейских племен, с которыми он когда-то воевал. Пришли старые, седовласые вожди проститься с грозным «нануком», покидавшим Америку навсегда. Вожди хотели показать достойному противнику свое уважение. Много крови вначале было пролито ими, но теперь от былой вражды не осталось и следа. Даже свирепый вождь Котлеан, когда-то истребивший Михайловский форт, пришел проститься с Барановым и выразил свои самые теплые, дружеские чувства к нему.
С уважением принял вождей Баранов и сердечно с ними распрощался.
— Вечная дружба связывает нас теперь, вождь, — сказал он Котлеану, — прошлое забыто…
Котлеан молча обхватил руку Баранова своими руками, крепко сжал ее, и тихо произнес:
— Мы друзья!
Пожалуй, более тяжелым было прощание со старыми соратниками, седыми промышленными. Те просто плакали, не стыдясь своих слез!
На следующее утро, 27 ноября 1818 года, все в «замке» проснулись рано. Наступил день отъезда знаменитого Баранова. И даже до того как поднялась его семья, все население Новоархангельска уже было на ногах. А с раннего утра по дороге от ворот крепости до пристани сидели несколько десятков свирепых индейцев-колошей, явившихся в селение, чтобы проститься с уезжающим «нануком»… сидели индейцы тихо, спокойно, недвижно, не произнося ни слова.
Погода, к счастью, оказалась хорошей. Не было обычного дождя, моросившего в холодные зимние дни. В это утро даже солнце выглянуло откуда-то из-за гор материка, словно решило осветить веселыми, яркими лучами последний день пребывания в Америке бывшего правителя.
За завтраком все старались о чем-то разговаривать, чтобы хоть как-то смягчить тяжесть разлуки, но несмотря на все попытки разговор не клеился. Да и есть никому не хотелось. Наконец, Баранов встал:
— Ну что ж, пора и в путь! — довольно бодро и громче обычного сказал он.
Ирина подбежала и обняла отца. Слезы полились из ее глаз.
— Ну вот… ну вот… от тебя-то никак не ожидал этого. Успокойся, расстаемся ведь не навсегда… скоро увидимся, все вместе соберемся в Петербурге.
Он погладил Ирину по голове:
— Я радуюсь, что еду обратно на родину, и был уверен, что и ты радовалась. Так для чего же слезы?
Он поцеловал Ирину, подозвал Антипатра, обнял его и тепло попрощался с зятем.
— Теперь по старому обычаю перед длинной дорогой присядем на минутку!
Все сели.
Потом все сразу встали и, шумно переговариваясь, двинулись к выходу.
В последний раз вышел Баранов из «замка», прошел по двору крепости до массивных ворот, где стоял неизменный часовой. Сколько раз за последние годы проходил он от дома до ворот!
Вышел из крепости, и перед его взором открылся обширный залив с несколькими судами, стоявшими на якорях Ближе всех стоял «Кутузов», ярко освещенный лучами утреннего солнца. Недалеко от него покачивался шлюп «Камчатка».
Баранов медленно пошел по дороге, вниз к пристани. Дорога с обеих сторон была окружена толпами людей, пришедшими в последний раз взглянуть на своего уезжающего правителя. Какая-то женщина подняла своего ребенка вверх и громко сказала:
— Смотри, Андрюха… вон идет Александр Андреевич Баранов… смотри хорошо… запомни его. Он уезжает и больше сюда не вернется… Смотри и не забывай его, сын!
Изредка Баранов поднимал руку, приветствуя кого-нибудь словами:
— Прощайте, друзья! Прощайте!
В последний раз посмотрел он на синее северное небо и на темную линию гор на горизонте с красавицей вершиной Эчком, высившейся над ними на горизонте. Оглянулся назад на свою крепость, стоявшую на холме, с ее массивными, толстыми стенами и внушительными сторожевыми башнями. Обычно оживленный поселок, деловым шумом начинающий свой день, сегодня был тих и молчалив. Ни звука не доносилось ни из мастерских, ни с верфи или с мельницы. Все остановилось, все работы прекратились, и все население форта собралось у пристани, чтобы попрощаться с Барановым и взглянуть на него в последний раз.