Колумбы российские
Шрифт:
Князь Максутов вернулся в Новоархангельск из Петербурга и сразу же окунулся в работу. А работы по управлению колониями за время его отсутствия накопилось много. Нужен был ему и опытный, способный помощник, и в ответ на его запросы в Петербург о командировании в Новоархангельск постоянного помощника правителя и заместителя на случай отсутствия или болезни самого Максутова, правление компании известило его в августе 1864 года, что все еще нет уверенности в том, что правительство утвердит продолжение прав и привилегий, закончившихся в 1862 году, и потому сообщило, что:
«За невоспоследовавшими до ныне окончательным разрешением возобновления привилегии компании и встречающимся
До назначения Гавришева князю Максутову приходилось самому вникать во все дела, часто настолько мелкие и не столь важные, что их следовало бы разрешать его подчиненным. Иногда вдруг он получал депеши, относящиеся к событиям многолетней давности. Одна такая совершенно неожиданно пришла из главного правления, адресованная «состоящему в должности главного правителя колонии капитану 2-го ранга князю Максутову», датированная 16 марта 1864 года и вызвавшая болезненные воспоминания о гибели любимого брата во время атаки соединенного англо-французского флота на Петропавловск-на-Камчатке десять лет тому назад. В депеше сообщалось:
«Командир портов Восточного океана контр-адмирал Казакевич от 7 декабря прошлого года обратился к главному правлению компании с просьбой об истребовании с Вас за доставление в Петропавловск памятника брату вашему лейтенанту князю Максутову и за постановку его на место всего сто шестьдесят шесть рублей восемьдесят пять и три четверти коп. серебром».
В начале 1866 года, за год до продажи Аляски, князь Максутов, может быть, уже почувствовал, что в Петербурге подумывают об этом, когда получил новый циркуляр из главного правления от 22 декабря 1865 года, где ему давалось распоряжение в срочном порядке произвести опись всего имущества компании в Америке. В циркуляре значилось:
«Для определения настоящего состояния капиталов компании необходимо очистить счеты от цифр не представляющих никакой ценности и потому главное правление покорнейше просит вас составить для этой цели особую комиссию из лиц по вашему выбору, в числе коих непременно должен быть правитель Новоархангельской конторы, и поручить ей произвести оценку по действительной стоимости в настоящее время всего имущества компании, находящегося в Новоархангельске, а для подобной же оценки имущества в отделах колонии командировать туда доверенных лиц».
С получением распоряжения правления князь Максутов приказал начать опись инвентаря во всех отделах компании в Америке, не совсем еще сознавая к чему все это клонилось. В эти же дни русский посланник в Вашингтоне Стекль так же энергично занимался приготовлениями к продаже Аляски Соединенным Штатам. Общественное мнение и высшие круги в Вашингтоне вначале довольно равнодушно относились к возможности покупки Аляски, которая им представлялась чем-то вроде гигантского ледника около Северного полюса. Стекль выехал в Петербург, для того чтобы на месте выяснить насколько серьезны планы правительственных кругов в Петербурге, и вернулся в Вашингтон только в марте 1867 года с определенным наказом великого князя Константина продать Аляску как можно скорее.
Приближался день, когда князю Максутову должны были сообщить о свершившемся факте. И в это же время предстоящая горькая пилюля была подслащена сообщением из главного правления, которое он получил 28 мая 1866 года, где говорилось о производстве его в следующий чин. Директора правления компании сообщали: «Препровождая при сем
Наступил исторический для Аляски 1867 год. Ничего не подозревавшим о предстоящих событиях жителям Русской Америки пришлось перенести суровую зиму. Казалось, сама природа проливала слезы, предчувствуя скорую перемену, которая должна будет сорвать с насиженных мест сотни русских людей и заставить их уехать в Россию, на далекую родину, которая для многих, родившихся в Америке, была совсем незнакомой.
Вся осень на Ситке до самого нового 1867 года была дождливой и бурной. С моря беспрестанно дул назойливый, нередко ураганный ветер, срывал крыши с сараев… в воздухе часто носились пыль, сухая трава, засохшие листья, а потом вновь начинался такой же нудный, беспрерывный дождь. Люди мокли, чихали, чертыхались и проклинали злую, необыкновенную погоду. А с 1 января 1867 года вдруг грянули морозы, столь необычные для Ситки. Морозы продолжались весь январь с очень небольшими перерывами в холодной, морозной погоде. По крайней мере тогда переставали лить дожди и стояла ясная морозная погода с постоянно дувшими северными и северо-западными ветрами.
Каждый день в Новоархангельске регистрировалась температура воздуха, и показания термометра аккуратно заносились в книгу. Температура держалась низкая, по Реомюру от 12 до 6 градусов, и так продолжалось почти без перемен до самого марта.
«Весь март был ненастный, — заносилось в журнал, — «днем шел дождь, а по ночам морозы, продолжавшиеся почти до апреля». Дальше были записи за апрель: «Апрель холодный, бурный и дождливый».
Так Аляска провожала свою последнюю русскую зиму!
Интересно то, что и предыдущее лето 1866 года тоже было необыкновенным и таким же неприятным из-за постоянных дождей, лишивших поселенцев возможности запастись сеном. Сведения о погоде, занесенные в журнал, отмечали: «Лето прошедшего года было дождливое, и ненастья бывшие во время сенокоса отняли возможность запасти сена в достаточном количестве. Ход рыбы был самый скудный и начался необыкновенно поздно»…
Сама природа словно готовила русское население Аляски к предстоящим переменам.
2
Посланник барон Стекль, вернувшийся в Вашингтон в марте 1867 года с самыми определенными инструкциями от великого князя Константина, с первого же дня после приезда повел энергичные переговоры с государственным секретарем Сьюардом, с которым в конце концов договорился о продажной цене в сумме 7,2 миллиона долларов.
Стекль срочно отправил депешу канцлеру в Петербург с запросом: последует ли согласие государя на продажу Аляски за эту сумму? Утвердительный ответ был получен немедленно — поздно вечером 29 марта, и барон Стекль тотчас поехал в особняк Сьюарда, чтобы известить его о благожелательном ответе. Сьюард понял сразу, что исторический момент наступил, медлить нельзя. Когда Стекль был уже готов откланяться, с тем чтобы на следующий день начать приготовления к составлению документа, государственный секретарь запротестовал:
— Нельзя, дорогой барон, терять ни одной минуты. Если конгресс завтра будет распущен, и все разъедутся по домам, то трудно сказать, с какими мыслями они вернутся обратно. Боюсь, что задержка дебатов о ратификации может повредить нам и даже конгресс может отказаться утвердить соглашение.
В результате барон Стекль остался в резиденции Сьюарда. В русское посольство был послан специальный чиновник с распоряжением посланника привезти секретаря Бодиско и других чинов. Сьюард, со своей стороны, вызвал своих ближайших сотрудников и секретарей из государственного департамента.