Колыбель луны
Шрифт:
— Да… это точно, — согласилась Асуна с хитрой улыбкой. — Кстати, Кирито, как ты умудрился сдать экзамены в академию, если там было не только фехтование, но и священные заклинания?
— Эй, я, если что, был в числе двенадцати лучших кадетов… наверное. Но, конечно, если бы Юджио не учил меня всем заклинаниям, вряд ли бы я поступил.
Тизе тихонько засмеялась, но Ронье услышала в этом смехе не только радость и поэтому позволила себе только слабую улыбку.
Асуна ласково улыбнулась в ответ, затем посмотрела на небо между колоннами и вдруг округлила глаза, словно что-то вспомнив:
— Ох, мы заболтались! Вы, наверное, голодны! Давайте обедать. Поможете принести еду?
— Конечно! — дружно выпалили Ронье и Тизе, вскочив из-за стола.
Одновременно с ними поднялся и Кирито. Когда Ронье была его пажом, она всегда в такие минуты пыталась убедить его не помогать ей, но Кирито никогда не соглашался сидеть и ждать.
«Он совсем не изменился…» — подумала Ронье, идя следом за Асуной.
Тизе вдруг вновь достала ручку и записную книжку:
— Кстати, госпожа Асуна, под «тетрадью» вы подразумевали нечто вроде этой записной книжки, да?
Ронье оставалось лишь заскрипеть зубами и сжать кулачки.
Прямо под «Дозором утренней звезды», на девяносто четвёртом этаже собора, находится большая и хорошо оборудованная кухня — впрочем, немного уступающая кухне в Великой столовой на десятом этаже.
Как только идущая впереди Асуна распахнула двери, в нос ударил сладкий запах мёда и аромат запечённого сыра. Желудок Ронье невольно сжался.
И пол, и потолок на кухне были из мрамора, но его белизну разбавляла разноцветная посуда и бутылки на полках вдоль стен. На дальней стене разместились полки с утварью, там же располагалась внушительных размеров печь. В центре просторного помещения стоял большой деревянный разделочный стол.
За столом работала молодая — правильнее будет сказать, что молодая на вид, — худощавая женщина в безупречно чистом белом фартуке и поварском колпаке, под который были убраны короткие волосы. При появлении Гостей она подняла голову.
Только что женщина сидела на стуле и точила большой нож, но встала, едва увидев посетителей. Первым делом она поклонилась Асуне, затем сказала:
— Госпожа Асуна, то, что вы запекали, уже готово, но я не доставала блюдо из овена, чтобы не остыло. Салат и хлеб — в корзинке.
— Спасибо, Хана. Извини, что мы так поздно, — поблагодарила женщину Асуна и подошла к большой каменно-кирпичной печи у стены кухни.
В печи была герметичная камера для равномерного нагрева еды, обычно называемая духовкой, но конкретно эта работала на теплородах, а не на огне, поэтому называлась овеном — что переводится со священного языка как «духовка». Это слово — равно как и «салат» — давно уже перестало восприниматься как часть священного языка, поэтому Тизе не понадобилось доставать записную книжку.
Надев толстые кожаные рукавицы, Асуна открыла печь и достала изнутри большую ёмкость с крышкой. Сыром пахло именно из неё.
Обычно для жарки использовали тонкое пшеничное тесто — бедняки заворачивали в него любые ингредиенты и жарили на сковороде. Ронье никогда ещё не слышала, чтобы завёрнутую в лепёшку еду перед этим клали в посуду и ставили в духовку. И вообще, разве духовка не только для хлеба? Ронье заворожённо смотрела, как Асуна ставит овальную ёмкость на рабочий стол и осторожно снимает крышку.
— Ух-ты… Ой, что это? — недоумевая, спросила Тизе.
Ронье тоже озадаченно крутила головой.
Лепёшка была совсем белой и тонкой, слегка подгорелой по краям. Она напоминала бумагу.
— Хе-хе, это называется «бумага для запекания», — гордо пояснила Асуна.
Ронье и Тизе дружно ахнули и вытаращили глаза.
— Н-неужели настоящая бумага? Льняная? — спросила Ронье, не веря своим ушам.
Вторая мечница кивнула, широко улыбаясь:
— Я взяла подгоревшую во время сушки бумагу с соборной фабрики и попробовала пустить в дело.
— Но разве бумага не должна была моментально сгореть дотла в овене?
— Обычная бумага сгорает, уже пробовала. Пергамент не стала — всё-таки он слишком дорогой, чтобы готовить на нём еду. А вот льняная бумага не подвела меня.
С этими словами Асуна ткнула пальцем в аккуратно сложенную бумагу. Та сухо похрустела, но не рассыпалась. Похоже, она действительно сохранила приличный запас Жизни даже в чудовищном пекле овена.
— Кухня мира людей… и всего Андерворлда довольно простая, но подчиняется строгим законам, — продолжила Асуна, снимая рукавицы. — Неважно, жаришь ты или варишь, приготовление пищи требует определённого количества времени и высокой температуры, иначе продукты не превратятся в блюдо. Если жара недостаточно, блюдо получит дополнительный статус… то есть получится недоваренным или недожаренным, и, если вы его съедите, у вас заболит живот. И наоборот, если температура слишком высокая, блюдо подгорит — будет жёстким или горьким.
— Ага…
Это в первую очередь объясняют матери своим дочерям, когда те учатся готовить. Ронье слушала Асуну, с любовью вспоминая наставления из детства: «Всегда лучше слегка пережарить, чем недожарить. Поэтому никогда не жалей огня!»
— Главная сложность заключается в том, что самая вкусная еда — та, которая только что превратилась из недожаренной в готовую. Затем жар лишь выпаривает воду. Жареное при этом становится сухим и жёстким, а варёное теряет вкус и аромат продуктов. Конечно, если готовишь суп, можно бесконечно добавлять в него новые продукты и варить на медленном огне, насыщая бульон вкусом, но на это требуется слишком много времени.
— Ага… — вновь поддакнула Ронье.
Она вспомнила необычный вкус загадочного обсидианского варева, которое пробовала в столице мира тьмы, так что тут же решила спросить, чтобы отвлечься от воспоминаний:
— Но какое отношение это имеет к бумажной лепёшке?
— Так вот, сначала я собиралась отследить момент, когда еда превратится в готовую, но Хана меня отговорила, — ответила Асуна и перевела взгляд на женщину в поварском колпаке.
— Это ошибка всех людей с Призванием повара, — невозмутимо отозвалась Хана. — Никакие тренировки не помогут безошибочно определить этот миг. Давным-давно император Нолангарта пригласил к себе в замок повара, которого как раз называли мастером определения готовности еды по её внешнему виду, — говорили, что такие рождаются лишь раз в сотню лет. Тот приготовил императору ужин — и салат, и суп были идеальными, но основное блюдо, стейк из краснорогого быка, он снял с огня на секунду раньше, чем нужно, В результате у императора скрутило живот, а повара наказали судебным правом аристократии, отрубив ему обе руки.