Колыбель твоих оков

Вайт Лили

Когда дело сделано, я получаю звонок от «работников» на незарегистрированный телефон, вынимаю из него сим-карту, щелчком пальцев отправляю ее (паф!) в недолгий полет, но все же подальше от палубы и роняю телефон в воду (adieu, papa26), а через полчаса меня, как ближайшего родственника, полиция информирует о случившемся.

Я наконец-то чувствую… облегчение. Дело сделано, и теперь ей ничего не угрожает. Кроме меня. Теперь остается только избавить ее от себя. Но как мне это сделать? Как мне жить дальше?

Следующие дни проходят как в тумане, потому что я

чересчур активно налегаю на виски. Я решил вычеркнуть из своей жизни этого родственника как можно быстрее, поэтому, как только экспертиза ДНК подтверждает личность моего отца, я поручаю своей ассистентке организацию похорон, а также поминок, которые пройдут в одном из домов моего отца, расположенном поблизости от пляжа Минот. Мне звонят с соболезнованиями так много людей — очевидно, это те, кого в свое время не успел прикончить мой папаша. Ради поддержания на своей работе репутации горюющего сына я высылаю несколько автомобилей, чтобы они забрали из университета моих коллег, а также несколько аспирантов и постдокторантов. У меня совсем вылетает из головы, что мой светловолосый ангел тоже принадлежит к разряду моих коллег. И когда я вижу ее силуэт в двери сигарной комнаты в доме моего отца, я чуть не давлюсь своим проклятым виски, который употребляю уже который день. Я еле сдерживаюсь, чтобы не задать ей вопрос: «что ты здесь забыла?», но до меня доходит, что я их всех сам сюда позвал. Ее милые признания в том, что она мой друг и хочет мне помочь, умиляют меня. Моя отважная, наивная девочка, мне нужно от тебя совсем другое. Уже по привычке я останавливаюсь и удерживаю свои желания в узде. Я просто не могу по-другому. Я прекрасно осознаю, что она не заслуживает такой жизни: мой страшный, неуравновешенный зверь не дремлет и в любой момент может вырваться наружу и обидеть ее. Я знаю, что никогда не причиню ей физического вреда, но подозреваю, что могу изранить ее нежное сердце, а она заслуживает намного большего, чем жизнь со свирепым, мерзким чудовищем, коим я и являюсь. Я распоряжаюсь, чтобы один из моих шоферов отвез ее к ней домой, подальше от меня. По ее глазам я вижу, что причинил ей боль, когда потребовал от нее съехать из моего дома. Не волнуйся, моя малышка, себе я сделал этим в сто раз больнее. Но я тебя и пальцем не трону, без меня тебе будет намного лучше. И я хоть один раз в своей жизни совершаю абсолютно бескорыстный поступок.

Остаток вечера я провожу в раздумьях о том, что же мне делать. Я понимаю, что не могу работать с ней вместе в одном коллективе — она доведет меня до самоубийства. Мне необходимо уехать, переехать в другое место, в такое место, где я не причиню ей вреда и там, где ее женские чары будут против меня бессильны. Насчет последнего я очень сомневаюсь. Существует ли такое место вообще?

Я не сплю целую ночь и гадаю, каким образом оказался в собственноручно созданном капкане. Я усмехаюсь, когда осознаю, что заслуживаю абсолютно все страдания, которые выпали на мою долю. Сегодня же на работе я сделаю объявление о своем решении уйти из Гарварда. Я объясню, что мое решение связано со смертью моего горячо любимого отца. Надеюсь, этого им будет достаточно.

Когда раздаётся звонок в мою дверь, я думаю, что это пришла Анна, которая, видимо, забыла свой ключ, еще и пришла пораньше. Не ожидая подвоха, я открываю дверь и вижу на пороге светловолосую причину всех моих терзаний. Волосы девушки собраны в узел, на ней белое платье с глубоким вырезом, которое ей очень идет. Платье плотно облегает ее стройные бедра, и я отворачиваюсь от нее, делая любые жалкие попытки отвлечься. Я приглашаю ее зайти на кофе, главным образом для того, чтобы в последний раз насладиться ее присутствием в своем доме. Я ощущаю себя Джеймсом МакФерсоном 27 , и мне только и остается, что сыграть на скрипке и станцевать на эшафоте. Я беру себя в руки и надеваю маску безразличия: мне нужно выдержать этот раунд, а дальше будет легче, уверяю я себя уже в который раз.

27

Бастард лорда МакФерсона, занимался грабежами на торговых путях Шотландии. В 1700 году был пойман, осуждён и повешен. Прямо накануне казни МакФерсон сочинил песню о своей казни. Поднявшись на эшафот, он спел придуманную песню, аккомпанируя себе на скрипке.

— Эммануэль, вы знали, что пару дней назад Рустерхольц был убит в следственном изоляторе? Вы имеете какое-либо отношение к его гибели? — она неожиданно задает мне вопрос в лоб, отчего я забываю обо всех самоистязаниях, запланированных мною на сегодня.

— Ты, как всегда, умеешь удивить. Да, я в курсе, что наш друг профессор больше не с нами.

Я решаю ей не врать: не хочу тратить время на увиливание, ведь мне осталось видеть ее всего ничего. В лице моей гостьи я читаю полнейший ужас. А что она ожидала услышать? В отличие от всего остального, что мне пришлось совершить, меньше всего я буду сожалеть о Рустерхольце.

— И почему вы не соизволили рассказать мне об этом раньше? Я, как никто другой, имею право знать такое. Вся эта история напрямую коснулась именно меня, — она бросает на меня растерянный взгляд.

— Объясни мне, пожалуйста, почему это тебя так волнует? Я же тебе сказал, что со всем разберусь, и что это больше не твоя проблема. И я, как видишь, выполняю данные мной обещания. Ради своего же блага, оставь эту историю в покое и живи дальше, — неужели последние минуты нашего совместного времяпрепровождения мы потратим на дурацкий спор о Рустерхольце?

— Как это произошло? — никак не успокаиваются мои сердитые карамельные глаза. Это даже уморительно.

— Ты эту тему не оставишь, я так понимаю? Хорошо, — я начинаю злиться. — Я нанял надежного человека, и он воткнул самодельный нож в глаз Рустерхольцу. Ты это хотела услышать? — видя ее реакцию, я смягчаю свой тон, пытаясь ее этим успокоить. — Я предупреждал тебя ради твоего же блага не затрагивать эту тему.

Я уже начинаю сожалеть о том, что рассказал ей всю правду.

— Вы не боитесь оказаться в тюрьме? Это же заказное убийство.

Она никак не хочет остановиться!

— Я не боюсь никакой тюрьмы, моя дорогая. В правоохранительных органах работают одни идиоты. А попадаются им на крючок еще большие идиоты. Такие как я в тюрьме не сидят.

Тюрьма? Она действительно думает, что это то, чего я больше всего боюсь? Нет, моя дорогая, тюрьма — это ерунда. В ней сидят сплошные бедняки и неудачники. Самые настоящие монстры разгуливают на свободе.

— А что насчет вашего отца? — ее прелестное личико выдает особенно сильное волнение.

— А что насчет моего отца? — вот здесь она попала в точку. Я напрягаюсь.

— Эммануэль, имеете ли вы какое-то отношение к смерти вашего отца?

Я застываю на месте. Когда она настолько осмелела, чтобы бросаться подобными заявлениями?

— Правильно ли я тебя понял? Ты подозреваешь меня в убийстве двух человек. При всем при этом ты пришла сюда одна, и, вдобавок, ты еще бросаешь эти обвинения мне в лицо в моем собственном доме. Ты с ума сошла? У тебя инстинкт самосохранения напрочь отсутствует?

Вот это поворот. Я подпустил ее слишком близко к себе. Она действительно меня не боится? Или у нее действительно нет инстинкта выживания? Я еще раз удивляюсь тому, как она прожила так долго.

— Я вас не боюсь. Я хочу знать правду.

Моя смелая девочка одновременно и восхищает, и приводит меня в бешенство. Я прилагаю все усилия, чтобы не взорваться. В моей голове уже зреет новый план действий, и он мало напоминает тот, который у меня был изначально.

— Хочешь знать правду? А ты уверена в том, что она тебе понравится?