Колыбель твоих оков

Вайт Лили

Я собираю себя по кускам, разворачиваюсь и убегаю куда глаза глядят, главное, в противоположную сторону от нее, спасая ее от себя, спасая себя от нее.

Я плохо соображаю и совсем не помню, как добрался до своей машины. Все как в тумане: за окном мелькают огни города, дорога, деревья, глаза цвета карамели и эти волосы… Я мчусь на огромной скорости как можно дальше от Гарварда. Мне просто необходима разрядка, и, чтобы отвлечься от изнуряющих меня мыслей я, как всегда, направляюсь в свой любимый Дорчестер. Это один из самых криминальных районов Новой Англии. Здесь можно встретить абсолютно любого представителя криминального мира: от наркоторговца и героинового наркомана до насильника-рецидивиста или даже еще хуже — меня. Сегодня я решаю остановиться на первом варианте. Меня никогда не мучают угрызения совести, когда я избавляю мир от торговцев наркотиками — я своего рода санитар нашего прогнившего общества, и, хотя в глубине души я и осознаю, что моим главным мотивом никак не является изменение мира в лучшую

сторону, все-таки я творю хоть какое-то подобие правосудия. К тому же я отлично понимаю, что до этого слоя общества полиции практически нет дела, и даже если кто-то заинтересуется исчезновением сомнительных личностей Дорчестера, то вряд ли найдет хоть какие-то улики на месте моего преступления. Уж в этом мне нет равных! Тем более, мне всегда все сходит с рук.

Как только я замечаю подходящего кандидата на мой сегодняшний пир, я нащупываю заранее подготовленный шприц и терпеливо выжидаю, когда жертва приблизится ко мне, чтобы продать мне свой товар, и сама попадется в мой капкан. Сегодня мне будет весело.

И глаза цвета карамели на какое-то время отпускают меня. Я надеюсь, что моя фиксация на этой девушке ради ее же блага очень скоро подойдет к концу.

Боже, насколько же я тогда ошибался.

Глава 27. Привыкание

Наши дни

За все то время, что я знаком с объектом моей одержимости, я дал себе одно священное обещание: что бы ни происходило, я не буду пытаться узнать, где живет девушка, я больше не буду за ней следить после работы и подвергать ее жизнь опасности. Я буду держаться от нее как можно дальше, даю я себе торжественный обет. Я даю себе клятву не прикасаться к этой девушке, чего бы мне это ни стоило, и пока что у меня это неплохо получалось. Я отдаю себе отчет в том, что все еще ищу ее светлые волосы и карамельные глаза в толпе студентов, я все еще не могу совладать со своей страстью, как зверь не может совладать с иссушающей его жаждой, и стараюсь видеть ее как можно чаще. Но также постепенно до меня доходит, что мое первоначальное яростное желание отнять у нее жизнь потихоньку начинает сменяться другим чувством — да, я все еще неистово желаю обладать ею, но теперь страх за ее хрупкую жизнь перевешивает мои мрачные фантазии о ее смерти.

Я наблюдаю за тем, как ее научная карьера идет в гору, как она заводит нужные контакты среди ученых, знакомится с новыми людьми, как у нее появляется лучшая подруга. Благодаря тому, что мой постдокторант Аллен встречается с этой самой ее подругой, мне порой удается краем уха подслушивать их планы на вечер. На какие еще уловки может пойти мой изнуренный, больной разум только ради того, чтобы хотя бы мельком ощутить ее иллюзорное присутствие в моей жизни?

К тому моменту, когда девушка заканчивает аспирантуру, Альварес застает меня врасплох просьбой взять объект моего вожделения к себе в группу на постдок. У меня как раз освободилось место. К тому же Альварес отлично осведомлена, что мое финансирование позволило бы принять на работу еще даже нескольких человек. Я, естественно, отказываюсь от такого заманчивого предложения, ибо знаю, как небезопасно именно для этой девушки находиться поблизости от меня. Но после недолгих раздумий я позволяю себе немыслимую роскошь и распоряжаюсь, чтобы Рустерхольц пригласил девушку ко мне на интервью. Своему подсознанию я объясняю это тем, что пытаюсь дать ей дорогу в научную жизнь, и что слишком большое количество свидетелей никогда не позволит мне причинить ей вред.

Во время интервью я впервые лично разговариваю со своей новой старой знакомой. Мое горло настолько пересыхает каждый раз, когда я встречаюсь с ней взглядом, что я, наверное, выпиваю половину воды из кулера. И тогда я понимаю, какую непоправимую ошибку совершил, и что моя временная слабость может стоить ей жизни. Зная, что мой внутренний монстр неистово и с завидной периодичностью требует все новых и новых приношений, я совершаю нечто такое, о чем буду жалеть всю оставшуюся жизнь — ради ее же блага я передаю руководство ее научным проектом Рустерхольцу. Но «благими намерениями вымощена дорога в ад», и в тот момент я не осознаю, насколько безопаснее было бы девушке под моей опекой, чем у Рустерхольца, — возможно, я и не предел мечтаний, но я хотя бы в состоянии себя контролировать. Я в курсе, что Рустерхольц тайно завидует мне, и что он хочет прибрать мою лабораторию к рукам, но как бы не так — этот недомерок не знает, с кем имеет дело.

Мое черствое сердце предательски радуется тому, что теперь я могу наблюдать за ней гораздо чаще. Вопреки всему этому, мне становится еще тяжелее: она хоть и находится совсем рядом, но кажется еще более недосягаемой, чем раньше. Куча свидетелей вокруг — это то еще проклятие, которое не дает мне быть с ней и одновременно защищает ее от меня. С грустью я отмечаю, что вся моя природа отпугивает ее — у девушки удивительно неплохо развита интуиция, раз она пытается избегать меня. Несмотря на мои безуспешные попытки держаться от нее как можно дальше, меня постоянно тянет к ней, как магнитом. Каждый раз я удивляюсь, как она вообще дожила до своего возраста — ее умение попадать в беду поистине поражает. Когда я узнаю, что она живет в моем излюбленном и, по совместительству, самом опасном районе Бостона, мое самообладание уже начинает трещать по швам. Почему она живет именно там, в моем самом сокровенном месте, на моей территории города, там, где я разрешаю проявляться своей настоящей, дьявольской сущности? В голове не укладывается, что она ходит по тем же самым улицам, по каким ходили или ходят мои жертвы. Теперь же страх пронизывает каждую клетку моего тела еще и от осознания того, что кроме меня есть и другие монстры, с которыми она может столкнуться в Дорчестере. И, хоть я и на порядок опаснее для нее, чем все эти неудачники, вместе взятые, я с ужасом понимаю, что не могу быть рядом с ней круглосуточно, и уберечь ее от всех невзгод у меня просто не получится.

В надежде, что с улучшением финансового положения она переедет жить в другое, более безопасное место, я поднимаю ей зарплату. И, если возникнут вопросы по этому поводу, я всегда могу сослаться на ее опыт в молекулярной генетике, о котором я действительно наслышан от Альварес.

Как же этому хрупкому созданию удалось разозлить меня, когда во время конгресса она поймала меня врасплох своим вопросом о повышении зарплаты. Она чуть не раскусила меня, а ведь я хорошо умею вводить в заблуждение — черта, которую я, безусловно, унаследовал от Фредерика Лорэна. Мой талант и долгие годы в неволе у профессионального изверга дают о себе знать — я, бесспорно, способен внушить человеку практически все, что мне нужно. Это особенно легко, когда мне попадается кто-то уязвимый, но также не очень сложно, когда встречается «крепкий орешек» — если у меня есть некоторое время для его обработки. Мне с легкостью удается заставить эту девушку сомневаться в самой себе. Неужели она верит в то, что может добиться правды от такого хищника, как я?

Но что было бы сейчас со мной, не будь у меня моих талантов и умений? Как ей удается пробивать мою броню? Она смотрит мне прямо в душу, будто знает меня, будто видит меня насквозь, будто читает, что у меня на уме и на сердце. И это меня чертовски тревожит. Каждый раз, встречаясь с ней взглядом, я выдаю себя с потрохами. Где мое самообладание и дар убеждения? Где все мое хладнокровие? Чего мне стоило не выдать себя на конгрессе, когда светловолосый ангел увидела рядом со мной очередную научную профурсетку. Такие женщины все время вьются вокруг меня, многие из них очень даже привлекательные. Порой я играю с ними, заставляя их поверить в то, что они мне и вправду интересны. Это доставляет моему эго непродолжительное удовольствие, но легкая добыча слишком быстро мне наскучивает — все они одинаковые и слишком предсказуемые. От таких, как я таким женщинам нужно только одно — мои деньги и помощь в продвижении по карьерной лестнице. Ни тем, ни другим я не собираюсь с ними делиться. Деньгами они, как правило, не умеют правильно распоряжаться. Что же касается научной карьеры, увы, здесь никто моих поблажек не получит, и, если ученый не талантлив и не работает в поте лица, я всячески позабочусь о том, чтобы его место занял более достойный кандидат.

Я наконец-то увидел ревность в глазах моего ангела. Я хочу, чтобы она призналась, что она чувствует ко мне. Ради этой своей прихоти я иду на отчаянный шаг. Провокация, как никакая другая манипуляция, всегда помогает мне вывести оппонента на чистую воду. Как же легко мне удается поймать ее: щелчок пальцами — и зверек в капкане. По ее лицу я вижу, что она приревновала меня к статной аспирантке. Кто бы мог подумать, что такое вообще возможно? Смешно представить, но она даже не догадывается, какой властью обладает надо мной. Но как бы ее ревность ни тешила мое самолюбие, одно я понимаю вполне отчетливо — ей лучше не влюбляться в меня. Кого я обманываю? Не становлюсь ли я жертвой своих собственных манипуляций?

Я отдаю себе отчет в том, что порой отношусь к ней жестко, но, держа ее на значительном расстоянии (каким бы тяжким испытанием в действительности для меня это ни было), я обеспечиваю ее безопасность. У нее есть особый дар выводить меня из себя: я чуть не задушил ее своими руками после того, как узнал, что она совершила непростительную глупость и зашла в задымленное помещение лаборатории вместо того, чтобы позвонить в службу спасения. Мне плевать на то, что случилось бы с лабораторией, но ее необдуманный поступок чуть не стоил ей жизни. Жаль, что некому ее предупредить, что злить меня — затея очень опасная, которая, в подавляющем большинстве случаев, заканчивается весьма плачевно. Осознание того, что я чуть не потерял мою глупую девочку, заставляет меня поступить опрометчиво. Все, что мне сейчас крайне необходимо — это уберечь ее от внимания и вмешательства правоохранительных органов. Я скрываю факт ее причастности к задымлению в лаборатории (в тот момент я верил, что она действительно виновата в несоблюдении правил техники безопасности). Я так зол на моего ангела, что не придумываю ничего лучше, чем уволить ее и таким образом обезопасить от создавшейся ситуации. Хотя кого я обманываю? Я сам бегу от нее как последний трус. И все же отдаю себе отчет в том, что все это временно: впредь я вряд ли смогу очень долго обходиться без ее присутствия в своей жизни. Я как наркоман, однажды познавший эйфорию и потерявший контроль над собой, а, как говорится, «бывших наркоманов не бывает».