Колыбель тяготения

Кибальчич Сима

Что это? Насмешка или обида?

— Я…, — правильные слова не находились.

— Не напрягайся, мой генерал, теперь тем более тебе нужно заниматься делами.

Она улыбнулась и судорожно выдохнула.

— Марго, ты в порядке?

Ларский взял ее за руку. Пальцы оказались ледяными и цепкими.

— Не знаю, не уверена. Ты знаешь, что происходит? Мы все погибнем?

— Не волнуйся. Скоро будешь в безопасном месте.

— Я не о себе. Ты же понимаешь, что не о себе?

Под брюхом летающего монстра и рядом с горой тюков меньше всего хотелось говорить о перспективах войны. Сейчас периметр безопасен, людей вывезут, а что будет через сутки— загадывать не ему. Ларскому бы разглядеть прошлое, да и то не выходит. Не цепочки событий, а рисунки на зыбучем песке.

— Я понимаю о чем, Марго. И хотел бы сказать, что все будет хорошо.

— Но не можешь.

— Странно, найти тебя среди соцданов, — сменил он тему.

Марго кинула взгляд на группу женщин.

— Ты просто мало обо мне знаешь. Я приехала навестить родных. И вот застряла.

— Родных? И как они?

— Здесь все на пределе и в панике, их земля крошится прямо под ногами. Вы чужие, к тому же виновные с их точки зрения. Вот и не показывают слабости.

Да… виновные. Заменили настоящую жизнь цифровыми моделями, искусственными конструкциями и силовыми полями. Накачали мышцы, рванули играть ими в глубь космоса и привлекли внимание демонов из запределья. Современная цивилизация для соцданов зло, она убивает человечество прямо и непосредственно.

— А с твоей?

— Нет, конечно. Ты же знаешь, я слишком люблю рулетку и баккара, чтобы проклинать технологии.

И ее губы напряглись в сдерживаемой невеселой улыбке. Без яркости романтического свидания, драйва и веселья того далекого вечера, она казалась не старше, но серьезнее. Угадывались сомнения за плечами и вопросы, на которые ей, как и ему, не удавалось ответить. Синие глаза под дугой широких бровей внимательно щурились, выдавая едва заметную паутинку морщинок. На нижней полноватой губе проступили сухие корочки, а темные пряди спутались и потеряли блеск. Он поднял руку, неосознанно желая снять прилипшие к скулам и под глазами волоски, но в последний момент остановил себя. Ведь думал о Лизе, а встретил Марго. Словно бог спрятал руки за спину и поменял фигурки. Высшим силам все просто, люди всего лишь люди, а вот как Ларскому принять этот дар? Он притянул Маргарет и осторожно обнял.

— Пойдем со мной! В челноке есть свободные места.

— Это необязательно, Ник. Я могу со всеми.

— Кто бы сомневался. Я просто прошу.

Место гражданских на платформе, но отпускать Марго не хотелось, что-то требовало держать ее рядом.

Под центральным куполом челнока, над проекционным столом и за экранами народ сосредоточенно трудился: управляли дронами, укрупняли и изучали полученные фрагменты участков, фиксировали каждое изменение ландшафта из-за тектонических ударов. Когда люди слажено работают, дело начальства — держаться подальше. Ларский потянул Маргарет в боковой отсек капитанской каюты, где пытался заниматься аналитикой по делу о диверсанте, а на деле часто предавался воспоминаниям и размышлениям о судьбах человечества. Малополезно занятие в дни и часы войны.

Когда Марго вышла из ниши, уже затянутая в легкий скафандр, вид у ней был растерянный. Ларский сразу усадил гостью в комфортный ложемент.

— Может, я и зря сюда тебя притащил. Соцданам лучше на воздухе.

— Ник, что за ерунда! Я не соцдан и рядом с искусственным интеллектом мне как-то спокойнее. Да и воздух снаружи несвежий. Тянет серой и гарью.

— Поверь, здесь у вас — просто свежайший. Всю дрянь снесло в сторону.

— Хорошо. Дрянь снесло. Я упакована как член команды. И что мне теперь делать?

— Расскажи, как оказалась среди соцданов.

— Тебе это интересно?

Раз боги вручили ему Марго — в этом должен быть смысл.

— Наверное, да. Я же следователь прокуратуры, что ни услышу — все в дело.

— Следователь, — протянула она. — Ясно. Так и предполагала, что второго свидания у нас бы не было.

— Это почему же?

Она иронически улыбнулась и покачала головой, явно не желая продолжать тему.

— Я узнала, что на Землю напали всего пару часов назад. Когда вы прилетели. А до этого — только догадки. Страшно. Такое ощущение, что попал в параллельное измерение. И не вырваться.

— Значит, ты здесь с самого начала?

— Как мы расстались, сразу полетела проведать сестру, погостить у нее пару дней. А вернуться уже не смогла. Провалилась во временную яму, и остальной мир перестал существовать. Забытое ощущение детства, от которого я и сбежала.

— А твой скутер? Не пыталась вернуться?

— Ларский, это же соцданы, и у них есть определенные правила. Мне пришлось отправить машину домой и запрограммировать, чтобы она прилетела через два дня. А она не прилетела. И техника в поселке только функциональная, никаких передатчиков информации. Ни позициометров, ни интеркомов. Я, когда собираюсь к сестре, всех заранее предупреждаю, что исчезну из мира живых. Вот и исчезла. А чертов мир взбесился. Знаешь, как становится страшно, когда просто не понимаешь, что происходит. И рядом никто не понимает.

— Здесь была паника?

В синих глазах мелькнула беспомощность.

— Не знаю. Паника — это когда ты хотя бы знаешь, в какую сторону бежать. Или думаешь, что знаешь. А так… какой — то парализующий волю ужас. Мы не стояли сутками на коленях и не молились потому, что просто не знали, как это делать. Но сильно хотелось.

— Мне жаль, что тебе пришлось это пережить.

Марго чуть вздрогнула и посмотрела в сторону. Вдоль шеи проступила тонкая голубая венка.

— Люди привыкли, что знают природу, как свои пять пальцев, чувствуют ее позвоночником. А тут… ветер необъяснимо взбесился: то метался во все стороны, то исчезал, то сваливался ниоткуда, чтобы выламывать деревья. Я сначала не слишком испугалась из-за непогоды, но моя сестра, с ней случилась истерика. Она хотела продолбить погреб прямо в скале и забиться в него. А потом небо, как безумец грязной кистью замалевал. Ночами горы стали гудеть, словно в самых дальних из них кто-то исполинов пытает. Вспоминаешь древний миф про апокалипсис и чувствуешь себя букашкой, которую можно раздавить в любую секунду. И откуда — то изнутри приходит отчаянная потребность молиться.

— Стоит отгородиться от людей, как оказываешься лицом к лицу с богами, — тихо произнес Ларский, но Марго, погруженная в рассказ и свои воспоминания, похоже, его не слышала.

— Известно, что у слепых людей слух и осязание острее. Когда нет объяснения тому, что происходит, ты словно становишься слепым. Каждая странность ужасом окатывает, так что волоски на теле поднимаются. В тот день, когда Луна побагровела и землю тряхнуло в первый раз, мы собрались у старосты — вместе не так страшно. Пели разные старые песни. Немного успокаивало. Вместо молитв, которые не знаем. Пока мы про родные поля и горы распевали, за полем какая — то чудовищная каменюга рухнула. Что-то страшное, гулкое, не разберешь. Удивительно, что не на наши головы. За один шлепок накрыло бы все поселение. Никогда не чувствовала себя такой беспомощной, как в эти дни.

Волосы Марго собрала в высокий хвост, и на скуле стала видна тонкая царапина, словно от ветки. Захотелось коснуться ее пальцами, но Ларский сдержался.

— Все кончилось, просто забудь.

— Это не просто, Ник. Многие вида не подают, соцданы с другими как с враждебными миром: нельзя показывать, что болит и рвет изнутри. Но истерики не только у моей сестры случались, всем нужна реабилитация.

— Всему человечеству, — хмыкнул он. — Когда мы справимся с тварями, обучусь на психолога. И тебе советую. Неплохие будут заработки.