Колыбель за дверью
Шрифт:
– Да не нужно мне никаких бонусов, Радомир Карлович. Вот, возьмите, – он протянул мужчине толстую книгу, на коричневой обложке которой было название «1001 фильм».
– Благодарю, – обрадовался Радомир. – После восьми обязательно поднесу, заодно и фильм подберём позаковыристей. Всем удачного дня, а вам – особо, – попрощался он, глядя на Наташу. – Вы очень сильная девушка, только ещё не всё о себе знаете и украшения на вас непростые – несколько туманно добавил Радомир и вышел под звон колокольчика, провожаемый задумчивым взглядом Наташи.
Девушки изучали туалеты друг друга – на то они и девушки. Если с Таней всё было просто: тёмно-синие джинсы, ковбойка в клетку, чёрная осенняя куртка с капюшоном из плащёвки и осенние кроссовки, то наряд Наташи был куда изысканней. На ней была плотная, серая, клешёная юбка волнами, ниже колен, из английской шерсти с красной искрой, из-под юбки выглядывали плотные, белые колготки с набивным рисунком, которые прятались в короткие красные полусапожки из тесненной кожи. Снятая красная, короткая, приталенная со свободным верхом, курточка из лайки висела на вешалке, а на юбку слегка опадала кофточка из белой ангорки, с воротом под горло. Редкое кольцо – две перевитых змеи, двуцветного золота, держащих в пастях сияющий белый камень украшало безымянный палец левой руки. Такие же элегантные серьги штучной работы от классного мастера в виде змеиных голов, дополняли комплект. Украшения рассыпали по прокату холодные синие искры. Само собой, подобный туалет не мог не привлечь внимание.
Наташа, чувствуя несколько затянувшуюся паузу после ухода Радомира, легко разрешила ситуацию:
– У меня предложение есть, если кто не против. Мы сразу все перейдём сейчас на «ты» и без церемоний, да? Целоваться с Акимом я не стану – Таня за меня поцелует, так? Будем друзьями и будем чай пить – повод есть. Сейчас мы с Таней идём в кондитерскую за пирожными, потому как Максим Андреевич всё съел сам, – Максим, при этих словах, виновато посмотрел на пустую коробочку.
– Не понимаю, как такое случилось, – смущённо пробормотал он.
– Я, зато, хорошо понимаю. Ты просто обжора, да? – ласково сказала Наташа. – Пойдём, Таня, мальчикам есть о чём пошептаться, а мы с тобой погуляем, хорошо? – она, накинув свою курточку, взяла большую, по моде, красную кожаную сумочку и направилась к выходу. Таня, стрельнув в Максима глазами и не проронив ни слова, отправилась следом.
– А ты, какими судьбами, Аким? – с некоторой неловкостью спросил Картузов. – Пару часов, как смену сдал. Соскучился?
– Да я за Татьянкой заходил, она же тут недалеко живёт, на Ленсовета. Вот, решили к вам заглянуть, может нужно что, – немого натянуто отвечал Аким. – Извините, не хотел помешать…
– Это ты, брат, извини меня – не был с тобой откровенен до конца. Всё оттого, что не мой секрет, а половина правды всегда глупо выглядит. Так случилось, что я и Наташа,.. как бы сказать,.. мы вместе, и мы расстаёмся, понимаешь?
– Нет, Максим Андреевич, не понимаю, – честно сказал Аким. – Как это может быть – «вместе и расстаётесь»? Рассорились, что ли?
– Наташа уезжает домой, в Ригу, – вдруг сразу сникнув, устало сказал Максим. – Уезжает через четыре дня. Больше не вернётся.
– Ой, – воскликнул Аким. – А как же вы?.. Простите, Максим Андреевич, но ведь вы её любите, – прямо взглянув на Картузова, добавил Аким. – Я уж говорю, что вижу. Шила в мешке, сами знаете.
– И давно видишь? – вяло поинтересовался Картузов.
– Давно, – отведя глаза, отвечал Аким. – Как она появилась, так и сразу считай. Вы бы свой голос слышали, когда о ней говорите и выражение лица… А она, как заходила кассеты менять, так непременно о вас – вроде, вскользь, но уж слишком вскользь, понимаете?.. Взгляд отведёт и спросит… И сегодня… Я и зашёл, думал плохо вам. Зря, да?
– Да что ты, Аким, что ты – я всегда тебе рад, ты же знаешь… И давай наконец на «ты», а?
– Не получится, Максим Андреевич, – улыбнулся Аким. – Привычка. И Наталью Сергеевну язык не повернётся…
– А мы его сейчас повернём, – голос Наташи, под звяканье колокольчика разрядил атмосферу. – Скажите, пожалуйста, сколько церемоний – ты почти ровесник мой, да? Тебе сколько, двадцать? А мне двадцать четыре. Сейчас не девятнадцатый век – двадцатый уже кончится скоро. Тебя, что, поколошматить, чтобы разозлить? Ну-ка, быстренько, скажи: «Максим, я очень рад за тебя и за тебя, Наташа, тоже!» Я жду! – шутливо-приказным тоном потребовала Наташа. – С места не сойду, пока не скажешь!
Аким даже несколько остолбенел от её напора, после покорно вздохнул, глянул весело на Наташу и сказал:
– Максим, я очень рад за тебя и за тебя, Наташа, тоже!.. Ну, что, довольна?.. Ты, Наташка и заноза, должен сказать, исключительная.
Наташа расхохоталась:
– Вот это мне больше нравится! – обернулась к Тане. – Танюша, ты не в претензии, что я твоим мужчиной командую?
– Так с ним и надо, хоть ты покомандуешь, а то слова сказать не даёт, деспот, – с улыбкой проворчала Таня, выгружая из пакета пирожные, апельсины, чай в жестяной красивой банке, печенье…
– Куда столько? – удивился Картузов.
– В хозяйстве пригодиться, – Наташа подошла к нему и демонстративно чмокнула Максима в щёку. – Ещё спасибо скажешь.
Таня смотрела на Наташу с обожанием. Картузов снова подивился подруге – как можно было за пятнадцать минут так расположить к себе совершенно чужого человека, мало того – девушку!
– Ну, что, хорошая компания, – провозгласила Наташа. – Почему бы не жить? Давайте пить чай. Может случится и нам повезёт пирожных попробовать?.. Так ты в техноложке учишься, Таня?..
Когда через час, Аким с Танюшкой, совершенно очарованные Наташей, ушли, она вдруг как то поникла, погрустнела. Тихо водила пальцем по ободку чашки и смотрела на Максима, убирающего лишние приборы. Видела, он старался занять себя хоть чем-то, желая скрыть некоторую неловкость. Их прервали в тот миг, к которому вернуться было не просто. Максиму, по всему, даже не верилось, что миг этот ему не приснился, и он вёл себя несколько скованно.
– Не надо, Максимушка, – вдруг, непривычно-ласково, произнесла Наташа.