Колыбель за дверью
Шрифт:
Через полчаса, напившись чаю, Наташа с Максимом вышли из проката.
– Максим, ты домой иди, а я ещё пару вопросов решу и тоже к тебе подъеду. Договорились?.. Дай-ка руку, – неожиданно попросила Наташа.
Максим, не понимая причины, подал левую руку.
– Не эту, правую дай, – она внимательно посмотрела на руку Максима. – Ясненько, ну ступай, жди. И цветы возьми, поставь в воду. А молодец, Аким, – и она легко упорхнула налево по улице.
Максим шёл к дому, не торопясь, любуясь уже третьим солнечным днём подряд – в достатке прохладным, но по-прежнему, радушно сияющим романтичной живостью красок, а голова его была настолько светла пустотой и лишена мыслей, что вызывала удивление даже у собственного хозяина. Все нежданные думы, в бессильной попытке омрачить сегодняшний день, тут же выдувались ветерком счастья. Мыслить и решать не желалось – только просто жить и стоять под этим ветерком, наполняющим душу надеждой и мечтами; ведь мечтать не вредно даже о том, о чём нельзя думать.
В коридоре встретила Роза Семёновна. Увидев Максима дома, она всполошилась:
– Максим, дорогой, что случилось? Ты же на работе должен быть!
– Всё в порядке, Роза Семёновна, не волнуйтесь. Я поменялся до конца недели – сменщик за меня работает… Свадьба у меня сегодня!
– А кто женится? Друг, однокашник?.. Ты только не злоупотреби, Максим, ты же знаешь, тебе не следует… А Наташа пойдёт с тобой?
Максим улыбнулся, с каким-то странным обожанием глядя на соседку:
– Наташа? Наташа пойдёт, как же без неё… Вы не поняли, Роза Семёновна – это наша свадьба. Наша, понимаете – моя и Наташина. Мы женимся.
– Ой! – Роза Семёновна схватилась за сердце. – И молчал!
– Да я сам узнал только вчера ночью, – улыбнулся Картузов. – Наташа рассказала.
– Как это? – удивилась женщина.
– Вы, что, Наташу не знаете? С ней лучше не спорить, – пошутил Максим.
– До чего же исключительная девушка! Я так рада за вас… Пойду, валерьянки выпью, разволновалась что-то, – и соседка удалилась к себе, переживать окружавшее – такое удивительно-приятное эти последние три дня. Максим с улыбкой поглядел ей вслед и пошёл осваивать новую технику.
Картузов слушал «Мировые шедевры классической музыки», перебирая пластинки и радуясь, как ребёнок, когда раздался дверной звонок. Один раз – значит к нему. «Наташа вернулась», – обрадовался он и пошёл открывать.
Это была действительно она: возбуждённая, запыхавшаяся, с весёлыми глазами. Пахла она осенью и … Наташей, по-другому Максим не смог бы охарактеризовать этот запах, но знал его и не мог спутать с другими.
– Это действительно я! Быстро управилась?.. Максим, уже десять, у нас полтора часа. Нужно всё продумать, не забыть… На-ка, примерь, должно быть впору, – она протянула ему коробочку. Там лежали два узких обручальных колечка – не простые – манерные: две выпуклые ленты, белая и золотая, перевивали друг друга. Максим взял своё кольцо в руку, оно было тяжёленьким. Одел – точно впору.
– Красиво, Наташа. Я, вообще, кольца не ношу…
– А это будешь носить. Скажи, что будешь.
– Буду. Его ты оденешь, значит буду.
– Красиво, да? – Наташа тоже надела своё колечко. Оно очень перекликалось с её перстнем и Максима слегка кольнуло.
– Перстень тебе он подарил?
– Я его сама покупала. Его и серьги, в Амстердаме. Даже не так – делала на заказ по своему эскизу.
– А ты и рисуешь ещё? – Картузов удивился.
– Да, рисую, даже хотела художником стать – передумала вовремя. Я не гений, просто окончила художественную школу в Риге. А что?
– Завидую! Всегда завидовал тем, кто умеет хорошо рисовать и играть на фортепьяно двумя руками.
– Нет, на рояле я не играю, – рассмеялась Наташа, если только стоя и в преферанс… – Максим! – вдруг истошно выкрикнула Наташа, чем перепугала Картузова.
– Что случилось?!
– Какая же я дура! У тебя есть костюм?.. У тебя нет костюма – я же сама вчера раскладывала твои вещи!
– Ну как же, а тёмно-серый в тонкую полоску…
– Это не костюм! Собирайся,.. а, ты собран. Поехали!
Спускаясь по лестнице, Наташа вызывала такси и через пятнадцать минут они уже подъезжали к магазину «Том Тейлор». На покупку тёмно-синего с редкой красной искрой, костюма из английской тонкой шерсти ушло ещё пятнадцать минут. Фигура у Максима была как у манекена, костюм сидел отлично. Там же были куплены три бледно-голубых рубашки, два галстука и ремень. Такси ждало на улице. К одиннадцати они были дома.
– Одевайся, машина будет через полчаса. Нужно ещё за цветами заехать – я невеста, или просто так?.. Давай милый, шевелись, пожалуйста, – Наташа схватила пакет и коробку с обувью и пошла на выход из комнаты.
– А ты куда? – удивился Максим.
– К Розе Семёновне. Ты не должен видеть, как я одеваюсь. Плохая примета.
Максим оделся. Он сразу почувствовал себя более значимым, уверенным и успешным. «Вот как одежда меняет человека. Прав Чехов, прав», – подумал Картузов.
Вскоре появилась Наташа. У Максима дыхание перехватило от восторга, когда он её увидел. На ней было белоснежное, отдающее в синеву, платье из трикотажного кружева до середины колена и венок с фатой до плеч, на ногах белые колготки и белые туфли на высокой шпильке – Наташа даже стала ростом с него, а в коридоре стояла Роза Семёновна, улыбалась и утирала слёзы.
– Бог мой, Наташа, как же ты хороша! – Максим глаз не мог отвести от своей невесты.
– Всё для тебя, любимый. Ты ничего не забыл? Аппарат, что я приготовила?.. Роза Семёновна, спасибо вам за помощь. Пожелайте удачи. Всё, поехали.
Внизу уже ждал огромный чёрный Мерседес, надраенный до блеска с важным водителем в костюме. Он открыл перед будущими молодожёнами дверцу, они сели на просторный роскошный диван и машина тронулась в путь.
Максим пожалел, что до загса всего десять минут езды, так ему понравилось ехать в этом лимузине. По дороге они остановились у цветочного магазина. Максим побежал за цветами и вернулся с роскошным букетом белоснежных роз, которые передал Наташе.
Картузов видел, она нервничает. Лицо слегка побледнело и как-то заострилось, а улыбка стала несколько скованной, искусственной – словно она насильно заставляла себя улыбаться. Она точно бы толкала себя вперёд – упиралась и продолжала толкать, вызывая некоторую растерянность Максима. Что это? Желание передумать в последний момент? Чувство совершаемой ею ошибки? Опасение быть узнанной и огласки события?
– Наташа?
– Да, милый? – она вздрогнула, когда он обратился.
– Ты не жалеешь о своём решении? Мне показалось… Наташа, ещё можно всё отменить.