Колыбель
Шрифт:
— Теперь они ходят и повторяют список будущих мук?
— Вот именно. Сами знаете, они странные; хоть и живут задом наперед, но стараются ничего не забывать из пообещанного. Просят, правда, напоминать. Вы уже через это проходили, насколько я понимаю? Так вот, здесь, на острове, все всерьез. О слишком важных вещах идет речь.
— Согласен. А какие муки вы им обещаете?
— Путем проб и ошибок, наблюдая за их реакцией, я вывел, что ад у них начинается вслед за словами «у тебя не будет»: еды, одежды, крыши над головой, краски для волос,
— Петушиные бои?
Господин Крейцер поморщился и хмыкнул.
— Вырвалось. Взбрык воображения. Но разбаловавшаяся мадам потеряла сознание от отчаяния.
— Да, да.
Господин Крейцер неожиданно вздохнул и посмотрел на гостя с каким–то сожалением.
— В конце концов я понял: неандертальца надо искоренить полностью. Нельзя улетать, не добив чудовище.
— Пожалуй.
— Он ведь способен на все. Он ведь что сделал с вашим предшественником, с этим вавилонянином, которого занесло сюда через пару тысяч лет после него, от которого и пошла шушукающая речь, остатки которой еще где–то затаились по хуторам?
— Что он сделал?
— Я уверен, что он его сожрал.
Денис кашлянул.
— Вавилонянин завел тут пахоту, жертвоприношения — в общем, культуру. Удивляюсь, как пещерный житель вас не сожрал. Скорей всего, вы чем–то откупились. Угадал?
Гость осторожно кивнул.
— Дикари, надо сказать, отлично знают, на что способен наш пещерный друг, и трепещут. Для них быть сожранным — это никогда не воскреснуть. Поэтому и такой страх перед ним. Он морлок их народа. Отсюда такая поддержка мне — я могу их от этого первобытного ужаса избавить.
Господин Крейцер замолк. Кажется, прелюдия закончилась. Пришло время для каких–то окончательных, главных слов. Сейчас новый правитель Убуди вынесет вердикт. Чтобы подкорректировать его в лучшую для себя сторону, Денис сказал:
— Значит, война? Я готов. Вам понадобится помощник, я бы мог что–нибудь возглавить. Или рядовым. Хотя бы проводником. Я там был.
— Он вас не съел, — сказал неожиданно очень тихо господин Крейцер, вроде как прикидывая варианты использования Дениса в предстоящей операции.
Нет, понял бывшее его величество, место в гондоле победителя ему пока не обеспечено.
— Что ж, пора переходить к делу.
«Какому еще делу?» — содрогнулся внутренне Денис.
— Вы только представьте все эти немотивированные бунты и войны, обрушения глобальных экономических систем, разруху и голод на огромных территориях, падение нравов, извращения и маньяков, детские самоубийства. Когда я висел над Маврикием, началась какая–то жуткая всеобщая схватка всех со всеми. Американцы бомбардируют Францию, китайцы врываются в Иран, турки вместе с русскими атакуют Германию — надо это прекратить?
— Надо.
— У тамошних умов нет вразумительных или хотя бы приблизительных объяснений тому, что происходит, никто не знает, где эта течь, откуда поступает нравственный яд в душу нашего мира, заставляя праздновать всеобщего Гоббса, все против всех. А мы нашли ее, течь!
— Нашли, — повторял Денис как загипнотизированный.
— Как говорится, закон есть закон. Прочность порядка, установленного мною, порядка, который даст мне возможность искоренить неандертальскую заразу, держится на неукоснительном исполнении данных мною правил. Иначе мой островной народ не пойдет за мной.
— Что это значит? — срывающимся голосом спросил гость.
Господин Крейцер развел руками:
— Кастрация. Значит кастрация! — прокаркала Денису в ухо Параша.
— То есть?!
— Эта девушка вас опознала, и весь остров знает, кто вы и в чем виноваты. Могу ли я вас простить, рискуя своей властью, а значит, и возможностью победить неандертальца?
Денис помотал головой, как бы отгоняя дурное видение:
— Но это было давно, Параша была взрослой женщиной.
— Это не имеет значения.
— Она не сопротивлялась.
— Тем более.
— Что «тем более»?! — вскричал царь царей и с ужасом понял: уже совсем неважно, что он говорит, процесс пошел. На плечи ему опустились сразу несколько тяжелых ладоней. Молчаливые надсмотрщицы были наготове.
На площади перед сдувшимся шаром стал собираться народ.
Прямо сейчас?!
Словно отвечая на его истерический внутренний вскрик, Параша сообщила:
— Правосудие должно быть не только неотвратимым, но и по возможности скорым.
Денис попробовал дернуться, но руки четырех мощных убудок прочно фиксировали его.
А дети–то зачем?
То, что с ним сейчас сделают, — это в назидание потомкам? Но ведь, по сути, они старики.
Прямо перед Денисом стремительно скапливалась толпа подростков и детишек, они были оживленны, непоседливы и вообще довольно отвратительны, как всякие дети, собранные в изрядном количестве.
— Я не мясник, — сказала Параша.
Господина Крейцера было не видно, его немецкое клацанье доносилось из–за спины, а разговорчивая девушка охотно нависала над ухом.
— Я не мясник и не палач. Для этих целей…
Невидимые руки сорвали с Дениса набедренную повязку. Короткий холод стыда, а потом сразу же — жар ужаса. Только теперь он поверил, что до «этого» дойдет.
— …приходится привлекать людей совсем новых, как мне кажется. Тех, кто только что прибыл, дабы палач потом долго трудился на данном поприще, до раннего юношеского возраста. По–моему, это разумно.
Справа в круг предстоящей экзекуции мягко впихнули пару стариков, и Денис, считавший, что его уже ничем поразить невозможно, узнал в одном из них Ивана Степановича. Вот где доводится встретиться с отцом!