Колыбель
Шрифт:
— Я слушаю, слушаю.
— Я всегда знал, что она не моя сестра. То есть она росла как сестра, мы были как брат и сестра, но я знал.
— Это понятно.
— Мы росли, мы подросли. Я ушел в армию. А когда вернулся… Я увидел, как она расцвела.
— Но ей же было только…
— Нет, я ушел в армию поздно, в двадцать три года. Так получилось. А когда вернулся, она расцвела, и я понял, что она никакая мне не сестра. Кроме того, можно было понять, что и она ко мне…
— Понятно.
— Отец сказал — только через
Адвокат вздохнул, как будто эти слова его огорчили.
— Чем он объяснил свой запрет?
Юноша резко наклонился к собеседнику, глаза засверкали, как будто внутри у него…
— Так вот его объяснение меня больше всего и задело. Он сказал, что Параша моя мать.
— Что–что? — Адвокат поморщился, клиент начал его разочаровывать.
— Он сказал, что она, Параша, сестра моя, — моя мать!
Адвокат перестал записывать. Поджал губы. Юноша продолжал между тем рассказывать:
— Он открыл мне страшную свою «тайну». когда–то давно он работал в одном тропическом отеле механиком, попал в цунами, его занесло на остров, там он сошелся с женщиной, от нее родился я, он как–то переправил меня сюда, в Россию, а моя мать превратилась там, на острове, в младенца, а потом родилась здесь, в Подмосковье. Он оставил на ней какие–то знаки, чтобы найти ее здесь. Он говорил мне, что там, на острове, время идет в обратном направлении, поэтому…
— Погодите.
— Нет, вы послушайте, я должен был из–за такого бреда отказаться от девушки, которую любил больше жизни? Я должен был поверить старому кретину, что моя возлюбленная его жена и моя мать?
— Послушайте, молодой человек…
— В конце концов дошло до такого… я сам плоховато помню. в общем, я хотел его просто оттолкнуть, а там вдруг нож…
Пожилой мужчина закрыл блокнот. Под воздействием его спокойного, даже скучного взгляда Артур Александрович Ефремов замолк.
— Вы знаете, чтобы представить это событие как результат аффектированного поведения… — Адвокат снова открыл свой кондуит. — а сам факт смерти вы не придумали?
— Это случилось час назад.
— Так вот, чтобы защищать вас и, скажем, представить все это как результат несчастного случая во время семейной ссоры, я, поймите меня правильно, должен знать, что там произошло у вас на самом деле.
— Что?
Теперь адвокат наклонился вперед:
— Историю с островом, где время как–то не так движется, лучше не вспоминать и никому больше не рассказывать.
— Но это его выдумка. Он мне говорил, он такое рассказывал. Что все войны, которые здесь у нас были, — помните, внезапные? — это потому, что с этого острова попадали сюда всякие маньяки.
— И я про то же, пусть эти рассказы останутся с вашим отцом. Где бы он сейчас ни находился. Вы меня поняли.
— А что рассказывать?
— Об этом мы сейчас и подумаем.
17
Людоед поднес телефон к уху, потом к глазам, потом посмотрел на Дениса, застывшего в противоположном конце пещеры, и спросил:
— Что это с ним?
Денис молчал.
— Иди сюда. — Гильгамеш протянул руку с телефоном в сторону незваного гостя. Тот был не в силах сдвинуться с места. — Что с тобой? Иди посмотри, я не понимаю. Он молчит, а тут что–то… я не понимаю. Иди сюда.
Пришлось подойти. Гильгамеш показал Денису телефон, не выпуская его из огромной руки.
— Что это такое? Почему тут вот это?
— Это эсэмэс.
— Что это?
— Кто–то хочет поговорить с тобой, но не голосом.
— Не понимаю.
Денис собрался, насколько это было возможно с разбежавшимися словами, и попытался объяснить, что происходит с телефоном.
— И что он говорит своими буквами и словами?
— Я не вижу так.
— Смотри ближе, можешь взять ветку.
Денис взял ветку и наклонился над протянутым прибором.
— Ну!
— Боюсь, это послание не тебе, а скорее мне.
— Почему?
— «Отче наш, Иже еси на небеси, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя на земли, яко на небеси…»
— Стой, почему ты говоришь, что это тебе? Как «он», кто говорит сейчас, может знать, что ты здесь?
— ОН знает все и всегда.
Людоед поднес телефон к глазам, некоторое время изучал его, потом покосился на Дениса:
— «Отче наш», говоришь?
— Да, «Отче наш».
— А почему ты считаешь, что это к тебе?
— Потому что… ну, мне кажется, что пора мне молиться.
— Я не про то. Почему это к тебе, если сказано, что он «наш»? Значит, и мой.
Денис попытался улыбнуться:
— Да, ты, кажется, прав.
— А кто он такой?
— Если хочешь, я тебе расскажу.
— Расскажи!
ЗАПОЗДАЛЫЕ ЭПИГРАФЫ
А дитя волну торопит:
«Ты, волна моя, волна!
Ты гульлива и вольна;
Плещешь ты, куда захочешь».
А. С. Пушкин
Цунами что хочет делает с нами и временами ворочает временами.
Рю Таками
Время не имеет значения, только жизнь имеет значение.
Люк Бессон
Колыбель качается над бездной. Заглушая шепот вдохновенных суеверий, здравый смысл говорит нам, что жизнь — только щель слабого света между идеально черными вечностями. Разницы в их черноте нет никакой, но в бездну преджизненную нам свойственно вглядываться с меньшим смятением, чем в ту, к которой летим со скоростью четырех тысяч пятисот ударов сердца в час.