Колыбельная для мужчин
Шрифт:
– Каким образом?
– Прими ее с распростертыми объятиями. – Сын недоуменно уставился на нее, как на сумасшедшую. – Я серьезно, Нельсон, поразмысли над этим. Ты защитник обездоленной, ты искатель справедливости, ты политик сегодняшнего дня. Выслушай ее историю, попытайся помочь и потом… ну, а когда окажется, что она не та, за кого себя выдавала… не отрицай ничего, просто объясни, что старался быть объективным и справедливым.
– Мне кажется, ты шутишь.
– Здесь есть над чем подумать. – Она подлила сливок в чашечку с кофе,
Любовно зажав теплую чашечку в ладонях, она ждала. Сейчас Нельсон все ей поведает. Он всегда так делал – желание казаться особенным именно перед ней доставляло ему удовольствие. После того как она развелась с Уиттом, ее дети очень страдали, а ее саму не покидало чувство вины и досады. Ей не хотелось причинять им боль, ущемлять их интересы – ведь они были ее бесценным сокровищем, которое она стремилась оберегать. Уитт не сломался после развода, как она надеялась. Напротив, стал преуспевать в бизнесе и женился на этой смазливой девчонке. Внезапно ей почудилось, что ростбиф по-французски камнем лежит в желудке.
Нельсон откинул прядь волос и подошел ближе к окнам. Молодцевато подбоченясь, бросил оценивающий взгляд на прелестный вид из окна. Хотя он позвонил, чтобы рассказать все и облегчить душу, ей не показалось, что он горит желанием выложить все как есть. Он всегда был скрытным – не таким, конечно, как Зак, – но с подсознательными комплексами, которые могли проявиться в неподходящий момент. Она недоумевала, знает ли он, как обманывается на свой счет, но предпочитала держать язык за зубами.
Нельсон – это ребенок, которому не следовало появляться на свет. Она и Уитт стали уже чужими, когда обнаружилась ее беременность. Муж наконец-то прознал о ее интрижке с Энтони Полидори, и началось…
– Ты грязная потаскушка, которую трахают проходимцы! – орал на нее Уитт, когда открылась правда. Он понял, что Энтони был в его доме, в его комнате, в его постели…
Уитт отвесил ей такую оплеуху, что она не удержалась и упала, благо стояла рядом с кроватью. Он тут же навалился на нее, вминая в матрас своей тушей.
– Как ты могла? – не унимался он, грубо тряся ее мясистыми руками. Она была довольно крупной, сильной женщиной, но тягаться с ним не посмела бы. – Ты лживая дешевая сучка, как ты могла?
Юнис плакала. Слезы катились по ее щекам и его пальцам. Она знала, что он способен ее убить. Его огромные ладони стиснули ее щеки, и она с ужасом и ненавистью взирала на него. В уголках его рта скопилась слюна, а губы скривились в угрожающий оскал.
– Я… так случилось, – выдохнула она.
– Ты исчадие ада! А ведь ты моя жена, Юнис, моя жена! Жена Уитта Денверса. Ты понимаешь, что это такое? – Он опять встряхнул ее, и она в ответ что-то сдавленно
– Да, я ненавижу тебя! – Она сплюнула.
– Так ползи отсюда к своему Полидори! Раздевайся перед ним, разводи ноги. Ему морочь голову. А мне-то зачем?
– Ну и поползу! – истерически взвизгнула она, вкладывая в эту фразу свою привязанность к любовнику и ненависть к мужу. Голова женщины раскалывалась от боли.
– Ты сука! Ты лживая мерзавка! А он кобель!
– Пусть кобель, зато знает, как удовлетворить женщину!
Он что-то прорычал в ответ и ударил ее по лицу так сильно, что скула, казалось, съехала в сторону. Она сдавленно застонала.
– Так кобель понравился? – громыхал он. – Я тебе сейчас покажу!..
Она дрожала всем телом, в то время как он, держа ее одной рукой, другой принялся расстегивать ремень. Раньше он никогда не бил ее, Юнис не сомневалась в его намерениях. Подавляя гордыню, она прошептала:
– Не надо, Уитт… пожалуйста…
– Ты это заслужила.
– Нет. – Она высвободила одну руку, защищая лицо.
– Не надо…
Он колебался. Рубашка была уже сброшена, дыхание – тяжел ре и учащенное.
– Ты проститутка, Юнис.
– Нет…
– И относиться я к тебе буду, как к проститутке.
Шире раздвинув ноги, он насильно притянул ее руку к ширинке.
– Расстегивай!
– Нет, я… – Она отдернула руку и сразу же отпрянула, заметив, как напряглись его мускулы. Он одним движением выдернул ремень с серебряной пряжкой в виде скачущей лошади. Удар такой пряжкой оставлял синяки и шрамы. – О господи. – Она содрогнулась от боли и закусила губу, чтобы не крикнуть.
– Расстегивай!
– Уитт, нет…
– Делай, что говорю, Юнис. Ты пока еще моя жена.
– Пожалуйста, Уитт, не заставляй меня делать это, – шептала она, видя, как от ярости раздуваются его ноздри и таращатся глаза. И как это у них все вышло? Как это она решила, что любит его?
– Живо!
Ее руки тряслись, она заметила, как оттопырилась ширинка на его брюках. Ему нравилось ее мучить, показывать свою силу. Сначала он был недоволен тем, как идут дела, потом обвинял ее во всем, теперь вершил месть.
Она потянула застежку вниз.
– Сама знаешь, что теперь. Сделай мне так же, как делала Полидори. Покажи, ради чего этот вонючий негодник сюда таскался.
– Уитт, нет, я не хочу…
Он впился в ее лицо глазами, полными ненависти. Толстые пальцы вцепились в волосы.
– Ты будешь делать то, что я хочу, Юнис, и всю ночь. Я буду тебя трахать, пока мне не надоест. Снова и снова. Тебе предстоит доставить мне удовольствие во что бы то ни стало. Пусть даже через боль. – Он потянул за волосы. – А когда все закончится, ты уже и помыслить не сможешь о том итальяшке!
Почувствовав слабость, она закрыла глаза и уступила мужу, уступила его похотливой извращенности…