Колыбельные пьесы для чтения
Шрифт:
Гардеробщица: – Я не могу. Я на посту. Вон, школьники скоро выйдут. (Доносятся звонкие голоса.)
Василич: – Вот ты отлыниваешь, а сама спинку дивана сломала. Гляди, Петрович, спинка требует ремонта. Валентина посидела тут и сломала.
Гардеробщица: – Ты что, с ума сошёл? Не ломала я, а показала, что отремонтировать надо. И не спинку, а подлокотник.
Василич: – Там отлынивает, тут не сознаётся… Ты ещё тот кадр, Валентина!
Гардеробщица: – Смотри у меня, часовой, дошутишься. Подвешу тебя на вешалку, вместо номерка, а номерок жене твоей отдам с запиской, как теперь говорят – с компроматом. Пусть разбирается с твоими фокусами.
Василич: – Ну, что ты, Валентина Феофановна, взъелась на меня. Уж и пошутить нельзя. Ведь у каждого есть свой компромат…
Фыркнув, Валентина уходит на рабочее место.
Возвращается. Помедлив.
Гардеробщица. Слушай, Василич… Растолкуй-ка мне лучше: к чему мумия снится? Ведь мне тоже приснилась. Уже два раза. Снится, и никак не уходит. И всё силится сказать что-то. А потом заплакала.
Василич. Это твой компромат пришёл о себе напомнить.
Гардеробщица – Да брось шутить! Страшно же. А вдруг опять придёт. Что ей сказать? Надо ведь что-то сказать-то. Утешить как-то надо. А то так и будет ходить.
Василич: – А мумия нумерованная?
Гардеробщица: – Откуда я знаю?
Василич: – Из нашей экспозиции, спрашиваю?
Гардербщица: – Да не из экспозиции! А сотрудница. Из нашего отдела раритетов. Она ж и тебе приходила.
Василич: – Ишь ты! Тут надо подумать. До следующей смены.
Гардеробщица: – А не можешь побыстрее подумать? Очень уж любопытно. И страшно.
Василич: – Быстрая какая… Это такое дело… Смотрит вверх, а рукой показывает вниз.
Гардеробщица: – Ну, подумай, давай. А я тебе маленькую поднесу. Ладно?
Охранник разводит руками, соглашаясь.
Там же. Сходятся те же трое.
Василич: – А всё-таки вредная у нас тут работа. Тебе вот Мумия приснилась, а мне каждого теперь глазами общупывать надо. Обещали рамки поставить, а пока так. Особенно женщины болезненно реагируют.
Гардеробщица: – Видела, как реагируют. Одна, помню, несколько раз приходила в музей. А потом сговаривалась с тобой о чем-то…
Василич: – У тебя одно на уме. Компроматка ты глупая. Женщины некоторые фыркают. А некоторым, правда твоя, приятно. Одинокие, видно. Или мужья пьяницы. Не хватает внимания.
Гардеробщица: – Твоего.
Василич: – Валька! Я вот морочился с твоей мумией, разгадывал… А ты хамишь. Не скажу ничего!
Гардеробщица: – Ну, полно, Васильевушка, не обижайся. Эта вредность от волнения. Вдруг придёт опять.
Василич: – Идёт!
Г. Отскакивает. Оглядывается испуганно. Где?!
Мимо проходит замотанная в шарф женщина. Худая и резкая. Бросает короткий взгляд на испуганную Гардеробщицу.
Василич: – Спокойно, подруга. Ходит, то к тебе, то ко мне. Спать некогда. Вот и опаздывает. Кстати, в первый раз опоздала.
Гардеробщица: – Ох, напугала… Ну, рассказывай, чего надумал?
Василич: – Так и быть.
Она обеспокоена не тобой. И грызть тебя или утащить никуда не собирается. Её волнуют политические катаклизмы. Она задумалась над судьбой вождя пролетариата. И не находит себе места из-за этого. Что-то в ней есть неустоявшееся. Идеологически. Наверно она боится новой революции из-за выноса тела из Мавзолея. Она, мне рассказывали, ещё архитектурой увлекается. Боится, наверно, что Мавзолей разрушат. А он находится под охраной Юнеско.
Гардеробщица: – Врёшь, наверно? Это ты на ходу выдумал, да? А я тут причём?
Василич: – Нет. Вчера полдня думал. Даже позвонил приятелю. У него лицензия телепата.
Гардеробщица: – Телепа-а-та. Тоже мне профессия.
Василич: – Эх, ты, Фомиха неверующая! В государственном реестре даже есть! К нему даже министры обращаются. Спрашивают, что будет после выборов. Он им разъясняет. Хорошо платят. Говорят, сбываются его предсказания.
Гардеробщица: – Так, что с моей-то мумией делать? Что ей сказать?
Василич: – Ты, видно, у неё коммуникатор связи с тем светом. Такое случается. Необъяснимо наукой. Ты должна ей сказать, чтобы не беспокоилась. Что ты через меня связалась с кем надо, там и там. (Показывает вверх и вниз.) Что тело пока не тронут. Пока мы все не вымрем, которые помнят ту жизнь. И потом уже не тронут. Время упустили до столетия революции. В 90-е могли. Короче, в Мавзолее наступит примирение раньше, чем тут, у нас. Его потеснят. И наполнят другими царями. Кого-то привезут из Петропавловской крепости. Кого-то откуда-нибудь выроют и тоже для компании всунут. Так что архитектурный комплекс Красной площади сохранится в целости и сохранности.
Гардеробщица: – А нельзя ли ей здесь, прямо на работе сказать об этом? Чтобы больше не приходила ночью?
Василич: – Нельзя связь нарушать. Нарушишь какое-нибудь звено в этой цепи, и всё пойдёт наперекосяк. Чертовщина какая-нибудь вылезет. Например, Жириновский станет диктатором. Или в Москва-реке крокодилы заведутся. Или вулкан какой-нибудь взорвётся.
Гардеробщица: – Не обрадовал ты меня, Василич. Да уж ладно, держи. (Огляядывается. Суёт бутылку.)
Придётся тоже на ночь дёрнуть сто граммов. Хоть я и за здоровый образ жизни. А там, глядишь, и побеседуем с ней мирно. Успокою её твоим пророчеством.
Там же.
Входит Гардеробщица.
Гардеробщица. (Взволнованно) Приходила, Василич!
Василич: – (Солидно, покровительственно) Неужели? Во-первых, здороваться надо.
Гардеробщица: – Ой не до здоровканья! Ужас. Ещё страшнее было. Явилось это привидение. Глаза запавшие. И вроде как запах от неё жуткий такой. Но не покойницкий. Нечеловеческий какой-то.