Колыбельные пьесы для чтения
Шрифт:
Василич: – Ну, и чего ты ей наплела? По глазам вижу, что лишнего наболтала. Давай, вываливай.
Гардеробщица: – Чего там наплетёшь… Смотрю на неё. В голос кричу! А голоса-то нет. Ну, как во сне часто бывает. А она всё ближе и ближе. Взяла меня за руку. А пальцы у неё холодные и костлявые. Я уж подумала, что вместо неё смерть моя пришла.
Постояли мы. Пригляделись друг к дружке. У меня душа в хвост ушла. Да, в хвост. Чувствую, что он у меня вырос будто. А она вдруг хихикнула. Так хихикнула, что я почти уже на том свете очутилась. Ну, думаю, сейчас на сковородку бросит!
Потом
Василич: – А хвост-то где? Пытается пощупать хвост. Но…Оба вскрикивают.)
Открывается дверь. Входит Мумия. Это молодая красивая женщина, изящно закутанная в длинный модный шарф. Здоровается. Улыбаясь, проходит мимо. Пройдя, оглядывается. Чуть приподнимает руку, делает ею круг, изображая лёгкое смущение. Скрывается в дверях.
Немая сцена.
О. А запах-то от неё французский. Как от моей дочки. Парфюмерный. Не помню, как называется. Но запоминается.
Трамвайные разговоры
Действующие лица:
Разговорчивый
Мрачный
Василий
Николай
Пассажир
Старушка
Кондуктор
Разговорчивый: — Давно трамвай ждёте?
Мрачный: — Порядком.
Разговорчивый: – Наверно, обедает.
Мрачный: – Лошадь кормит… Эх, на велосипед бы пересесть. Но самое верное – на автомобиль.
Разговорчивый: – Да, неплохо. Упакованы сто лошадок в моторчик. Гони себе и гони.
Мрачный: – Пока не упрёшься, как шампанское в пробку.
Разговорчивый: – Это да. Опасность подстерегает на каждом километре. А без автомобиля я ведь друзей теряю. У них у всех автомобили, а я нет-нет да подвезти попрошу. Прошу подвезти и чувствую, как у друга холодок стальной в голосе прорезается, а глаза становятся белые такие.
Я сначала даже себе не поверил и стал опыты проводить. То одного друга попрошу подвезти, то другого.
Ладно, когда на близкое расстояние прошу. В этом случае друзья даже гордятся таким своим подвигом. Снисходят, получая удовольствие. А вот когда куда подальше попрошу, тогда беда наступает, даже если по пути нам. Оказываюсь в этом далёко почти мгновенно.
Стал я анализировать поступки друзей и своё поведение. И всё понял.
Ведь им приходится терпеть меня всю долгую дорогу. Терпеть мои запахи, разговоры. А разговоры у меня всё время какие-то вредные получаются. То недовольство высказываю социальным положением, то составляю свои проекты переустройства общества, то правду вдруг начинаю говорить.
Они, эти планы, часто ведь какими-нибудь фруктовыми оказываются. Всегда слаще получаются, чем жизненный оригинал. Я это чувствую. И вдруг начинаю говорить уже голую правду. А на голое тело всегда реакция, знаете, сильная такая получается. Непроизвольная.
Мрачный: — (Вздыхает) Это да. Тело есть тело…
Мрачный: – Хорошо, что павильоны с лавками поставили на остановках. Посидеть можно. (Садится)
Разговорчивый нервно ходит.
Мрачный: — Да не мельтеши ты… Сядь.
Разговорчивый: — Не могу сидеть. Волнуюсь!
Мрачный: — Зря. О! Конец дебатам – подана развозка! Нас лошадь ждёт, товарищ Правда!
Звук трамвая.
Входят в трамвай.
В кресле сидит Василий, входит Николай, потом Пассажир 2 и Пассажир 3
Николай: — О! Василий! Какими судьбами?
Кондуктор: — Следующая остановка Мальцевский рынок!
Василий: — Здорово, Колька! Вообще-то я этим маршрутом езжу почти сорок лет. В техникум, потом на работу. Помнишь, тогда здесь ходил «семнадцатый»? А вот здесь, у больницы Раухфуса, росли громадные тополя. И дальше, там, где сейчас «Октябрьский», была Греческая церковь.
Николай: — Конечно, помню. Я у Московского вокзала садился на «четверку», когда учился на Васильевском. И помню, как ломали эту церковь. Пацаном был, радовался, интересно было, что здесь новое построят.
Её несколько недель шаром разбивали. Но мне как-то жалко было. Церковь небольшая была, зато площадь казалась большой. Теперь «Октябрьский» огромный, а площади нет. (Показывает фигу)
Василий: — Да, крепкая была церковь. Бьют-бьют шаром, а только осколки летят да пыль красная поднимается.
Это при Никите, кажется, было?
Разговорчивый: — По-моему уже при Брежневе. Никиту только сковырнули.
Николай: — А Лёня бойкий тогда был, шустрый, говорливый.
Василий: — Что ты! Это он уже на восьмом десятке сдал, после осложнения гриппозного. И космонавтов, как и Никита, любил встречать.
Музыка. Звук трамвая.
КОНДУКТОР: — Остановка БКЗ Октябрьский!